Больше ему здесь делать было нечего. Теперь осталось только снять на цифровую видеокамеру то, что будет происходить на глазах у комиссии ПАСЕ. Записи уже завтра появятся в Интернете и будут представлены как трофей боевиков, перехваченный у федеральных спецслужб, испытывающих препарат на чеченских детях. А уже в Турции попадёт в оборот, как важный свидетель, и Сосланбек Бисолатов.
Выйдя из дверей, полковник забросил за плечи рюкзак, привычно перебросил через шею короткий ремень автомата и пошёл сначала к большому мусорному ящику, в который выбросил не использованные только сейчас тубы, а три пустые, привезённые Сосланбеком. А свои убрал в карманы. Их можно будет уничтожить где-то в горах.
Уже около самой лестницы полковник приостановился, услышав звук. Что-то слегка поскрипывало. Подняв голову, он увидел, что чуть-чуть шевелится дверь, ведущая на чердак. Ещё «маршрутник» предупреждал, что чердачная дверь не закрывается. Вот и шевелит её сквозняком.
Остался последний штрих, и тогда вся операция пойдёт дальше без участия самого Дока Доусона. Она будет снежным комом, который уже сорвался с горы…
Полковник вытащил трубку и позвонил тому человеку из комиссии европарламента, который с ним сотрудничал. Разговаривали на голландском и без предисловий.
– Берсанака сейчас придёт. Запустите его в автобус и сообщите охране…
– Как договорились. Я жду его звонка…
– Всё… Сотрите мой номер из памяти трубки. Это в ваших интересах. Приятного аппетита… Больше не общаемся…
Что Берсанака не выдаст его, полковник не сомневался. Берсанака – человек чести. То есть уже можно смело сказать, что он был человеком чести…
* * *
Этот разговор было слышно лучше. Может быть, речь была более членораздельная, но разговаривали не по-английски, а капитан Матроскин не знал этого языка и даже не понял, на каком языке разговаривают.
Как только полковник положил руку на поперечину лестницы, капитан сразу отступил от двери, но пошёл не в дальнюю сторону, не к окну, где было мало свободного пространства и единственное укрытие уже занял младший сержант Игумнов, а в самый тёмный угол. Пол чердака был засыпан шлаком, шлак под ногами скрипел, и Матроскин передвигался по балкам, чтобы его передвижение было бесшумным. Но спрятаться за нагромождением мебели успел вовремя.
Полковник фонарик включил только один раз, чтобы посветить себе под ноги и проверить, что за пол перед ним. И сразу выключил. Он шёл напрямую по шлаку, шёл умело и почти бесшумно. Шлак скрипел так слабо, что внизу, на втором этаже детского дома, слышно ничего не было. Расстояние от двери до окна метров двадцать с небольшим. Матроскин считал шаги и медленно передвигался по балке вслед за полковником, но на пару метров правее.
В это время из приоткрытого окна донеслась отдалённая автоматная очередь, и вторая сразу вслед за ней, и тут же третья. По характеру коротких очередей, по интервалу между ними Матроскин сразу определил, что стреляли из одного оружия. Посёлок был не настолько велик, чтобы подумать, будто стреляют за его пределами. Капитан не был рядом с кафе, но сразу предположил, что стреляют там. Должно быть, у Берсанаки возникли трудности.
И полковник, и капитан одинаково прислушивались к происходящему за окном целую минуту. Потом у полковника, видимо, сработал виброзвонок на трубке, потому что он резко достал её из кармана и сразу ответил. Сейчас слышно было хорошо, и Матроскин разобрал слова:
– Да… Да… Идиот… Да, ты – дурак и идиот… Я сам сделаю всё, что нужно… Сюда не показывайся… Выезжай и убирайся, куда сможешь… Я сам буду выбираться… Без тебя… Повторяю – без тебя…
И Док Доусон, отключившись от разговора, сердито засунул трубку в карман.
И тут же в наушнике «подснежника» раздался доклад старшего прапорщика Соловейко:
– Аврал, Берсанаку встретил какой-то человек из кафе. Отвёл в автобус, а сам тут же вызвал охрану. Менты ринулись туда. Берсанака застрелил троих, четвёртого переехал автобусом и сейчас пытается прорваться за город. Едет прямо на меня…
– Стреляй на поражение… – сказал Матроскин в полный голос. – Для полковника улик и без того хватит…
Он уже понял, что делал Док Доусон в здании детского дома.
Полковник обернулся резко и достаточно быстро поднял на голос автомат.
– Господин полковник, сложите оружие. Вы блокированы. Сопротивление бесполезно, – спокойно сказал Матроскин по-английски, поскольку русского Док Доусон, согласно показаниям Айбат Абдулкеримовой, сестры Берсанаки, не знал.
– Кто ты? – вместо того чтобы снять с шеи ремень автомата, полковник перехватил автомат в одну руку, а второй вытащил пистолет.
Капитан мог бы просто в темноту за балку отпрыгнуть, но он не спешил, потому что видел – Мишке Игумнову осталось сделать только шаг. Полковник тоже что-то почувствовал, попытался коротко глянуть через плечо, но в это время на голову ему упала пудовая кувалда. Так, наверное, самому полковнику показалось, поскольку кулак у младшего сержанта лёгкостью не отличался.
– Аврал, я его сделал… Автобус в столб въехал. Там уже менты подкатили… Ментов не пугнуть, чтоб не наследили?
– Я позвоню Висарову. Пусть попросит ментов не обыскивать тело.
* * *
В себя полковник Доусон пришёл уже в наручниках и полностью безоружный.
К своему удивлению, он был уже не на чердаке, а рядом с входной дверью в детский дом. Но удивление прошло, когда полковник узнал в стоящем рядом солдате того самого, что привёз Бекмурзу Бисолатова домой и снял его, как пушинку, из тракторной тележки. Видимо, этот же человек и ударил Доусона по затылку. Сколько времени прошло после удара, Доусон сообразить не мог, но в голове настойчиво и тревожно били колокола.
– Всё завершилось благополучно, товарищ подполковник… – склонившись над рюкзаком Дока, говорил по телефону капитан, в которого полковник так и не успел выстрелить. Сейчас над дверью горел свет, и полковник видел погоны офицера. – Берсанака убит снайпером. Напарник просто сдал его, потому что Берсанака, скорее всего, не согласился бы на то, что полковник задумал. Сам Доусон захвачен с поличным. Он готовил диверсию не против европарламентариев, а против детей детского дома. Обрызгал им своим препаратом куртки. Собаки должны были напасть на детей в присутствии европарламентариев. В контейнер с мусором полковник выбросил три пустых тубы с маркировкой на русском языке. В рюкзаке у него нашлось ещё три пустых, но с иностранной маркировкой, и две полных тубы. Одну тубу он отдал Берсанаке, но, думаю, там препарат другой. Может, простой освежитель воздуха… Да, товарищ подполковник. Мы костры разожжем… «Ночной охотник» темноты не боится. Нас по кострам определит… С восточной стороны от райцентра, на холме… Понял, через полтора часа…
Полковник Доусон не знал русского языка, но своё имя слышал. И по тону понимал, что это был доклад командованию. Он ещё не знал, насколько глубоко провалился, и сейчас беспокоился не столько собственным провалом, сколько колоколами в голове.
