Линн Исбелл – приматолог, работающий в Калифорнийском университете Дэвиса. Большую часть своей жизни она не имела ни малейшего желания размышлять о том, как развивались ее собственные голубые глаза, и еще меньше она планировала думать о том, как развивались глаза обезьян, которых она изучала. Но в один прекрасный день ей пришлось быстро бежать по тропическому лесу, чтобы догнать убегавших от нее обезьян. Мы склонны думать о себе как об успешных приматах, но, продираясь сквозь заросли, Линн не могла не понимать, что это заблуждение. Бежала она медленно, можно даже сказать, неуклюже. Тело плохо ориентировалось на своей исторической родине – в саванне. Линн перепрыгивала через поваленные древесные стволы и коряги, прислушиваясь к удаляющимся крикам мартышек. Вот тогда-то все и произошло. Линн занесла ногу для следующего шага и вдруг поняла, что сейчас наступит на тонкую черную змею, переползавшую через тропинку. В кровь хлынул адреналин, и Исбелл, даже не успев осознать происходящее, отпрянула назад и замерла. К счастью, змея – возможно, это была кобра – не атаковала. Она спокойно поползла дальше, немного травмированная подошвой человеческой обуви. Когда Линн перевела дыхание, она удивилась, как ей вообще удалось увидеть змею, ведь та была практически одного цвета с окружающей грязью и ветками. Такое впечатление, что в то время, как интеллектуальное «я» смотрело далеко вперед, другое, более ограниченное «я», внимательно осматривалось вокруг. Линн отпрыгнула от змеи задолго до того, как взвесила свои шансы. Это была далеко не последняя встреча Линн со змеей. В последующие годы она неоднократно сталкивалась лицом к лицу с угрожающе раскачивающейся коброй, а позже – с африканской гадюкой. То, что она узнавала о присутствии змеи и, соответственно, реагировала до того, как осознавала это присутствие, казалось ей великой тайной зрения, мозга и судьбы. Речь, конечно, не шла о жизни и смерти, но эта тайна в конце концов перевернула всю жизнь Линн Исбелл.
До встречи со змеей и в течение нескольких лет после нее Исбелл планировала найти для себя в науке удобную интеллектуальную нишу и на протяжении пары десятков лет спокойно ее разрабатывать. Как ученого, Исбелл интересовало социальное поведение низших обезьян, включая их странствования (отсюда и погоня за стадом обезьян). Ей хотелось понять, почему в Америке самки обезьян – паукообразных, шерстистых, беличьих и прочих, – достигая половой зрелости, уходят из дома, а обезьяны Старого Света (африканские и азиатские) почти никогда этого не делают. Впрочем, это было не единственное любопытное различие между обезьянами Старого и Нового Света. У африканских и азиатских низших приматов никогда не бывает приспособленных для хватания хвостов. Кроме того, они обладают цветовым зрением, и воспринимаемый ими спектр не отличается от нашего – красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. У большинства обезьян Нового Света, напротив, есть длинные цепкие хвосты, но отсутствует цветовое зрение, во всяком случае эти обезьяны не различают красный и оранжевый цвета. Это очень интересные различия, но Исбелл поначалу сосредоточилась на вопросе расселения. Конечно, в контексте истории эволюции это очень узкая тема, но она заинтриговала Линн Исбелл. Но потом она своими глазами примата в буквальном и переносном смысле вдруг увидела змею. Это было единственное на тот момент наблюдение, и тем не менее оно стало поворотом ключа зажигания, воспламенившим горючую смесь. Осталось лишь поддать газу.
Исбелл поразила одна маленькая и довольно странная статья о не менее странной болезни. Линн хотела понять эволюционную историю хищников и приматов и поэтому читала практически все публикации, хоть как-то связанные с этой темой. В библиотеках было полно разрозненных материалов, ждущих исследователя, который собрал бы их воедино, обработал и придал им смысл. Авторы найденной статьи утверждали, что хищников и обезьян в одинаковой степени поражает один специфический РНК-содержащий ретровирус (ВИЧ, кстати, тоже является ретровирусом)
[100]
. Наличие у обезьян и крупных кошек одного и того же вируса можно объяснить тремя способами: 1) в какой-то лаборатории кто-то дал маху; 2) крупная кошка съела обезьяну и заразилась вирусом; 3) у обезьян были более странные сексуальные наклонности, чем мы предполагали.
Из этих трех возможных сценариев самым вероятным Исбелл казался второй; более того, в то время ничего иного она даже представить себе не могла. Она сама теряла целые группы приматов – некоторым из них она даже успевала дать имена – в когтях леопардов. Она сама написала важную статью о влиянии хищников на поведение приматов и их эволюцию
[101]
. Единственное, что можно было предположить на основании общего вируса, – это то, что отношения хищников с приматами в незапамятные времена были такими же, как и теперь. Вирус был живым ископаемым, рудиментом давно минувшего взаимодействия, который находят и у других животных. Исбелл сосредоточилась на статье. Она читала и перечитывала ее так же тщательно, как Индиана Джонс искал ключ к сокровищу. Возможно, это означало нечто большее. Но что именно, Линн пока не знала.
Эта статья привела Исбелл к другой, еще более странной публикации. В ней было сказано, что род РНК-вируса, найденного в клетках азиатских обезьян, является близким родственником вируса, поражающего одну змею, гадюку Рассела (Daboia russelli)
[102]
. По некоторым подсчетам, гадюка Рассела за последние годы убила больше людей, чем любая другая змея. Это весьма миловидное, но очень раздражительное создание, каким, вероятно, было и всегда. Авторов статьи не беспокоил вопрос о том, как и почему вирус попал в организм этой гадюки. Могла ли змея много лет назад укусить обезьяну и заразиться от нее? Исбелл не могла это проверить. Но, сложив вместе две эти статьи, она представила себе долгую историю эволюционных игр ядовитой змеи, крупной кошки и несчастных обезьян. Змеи кусают обезьян. Кошки едят обезьян. Обезьяны едят фрукты и орехи, а подчас и друг друга. Передача вируса от примата хищнику подтверждала взгляд Исбелл на обезьяну как на жертву. Пока это была не ее новая смелая теория, а лишь первые ее фрагменты, которые, как казалось Линн, имеют какое-то отношение к ее первой встрече с коброй в африканском лесу. В тот момент она шла по следам обезьян, которых и собиралась изучать, но теперь ей казалось, что она наткнулась на замечательный сюжет, касавшийся ее самой и людей в целом.
Все еще занимаясь проблемой расселения обезьян, Линн продолжала и свои побочные поиски. Она решила больше узнать о змеях, об их истории и географии их обитания, а также о том, как все это связано с приматами. Для этого она позвонила Гарри Грину, известнейшему авторитету в биологии змей, и попросила его порекомендовать литературу по естественной истории змей
[103]
. После разговоров с Грином и чтения литературы ее заинтересовал следующий вопрос: могли ли змеи каким-то образом объяснить разницу в поведении приматов, обитающих в разных регионах земного шара? «А если, – делилась она своими мыслями с мужем, – привычка самок обезьян Нового Света покидать стадо как-то связана с плотностью расселения ядовитых змей в Новом Свете?» Если вероятность встречи с ядовитой змеей в Старом Свете была выше, чем в Новом, то азиатские и африканские обезьяны совершенно обоснованно не рисковали отходить от стада на большие расстояния. С этого момента повседневная работа Линн Исбелл тесно переплелась с ее безумной гипотезой. Находясь на пике эмоционального возбуждения, она обдумывала свою идею в машине, анализировала ее по дороге в свой кабинет, думала о ней, читая лекции студентам и ужиная дома с мужем. Невинная на первый взгляд идея затягивала Линн, как наркотик.
