Хожаев думал минуту.
– Ладно. Сейчас менты перешлют ответ на свой запрос из Интерпола. Ты посмотри и его. А мы… – Подполковник переглянулся с Трапезниковым, словно ища одобрения. – В госпиталь…
И после этого со вздохом посмотрел на часы, словно сожалея, что не может вернуться вовремя домой, чтобы воспитанием детей заняться.
– В крайнем случае, можем привезти его сюда и на носилках, – предложил капитан. – Он не тяжелобольной. Транспортировка допускается.
– Можем, – согласился подполковник. – И, пожалуй, привезем. Надо взять автобус. В госпитале машину не выпросишь. У них всегда одна песня – «бензин, моя кровь, на нуле»…
Пока собирались, пока договаривались относительно машины, пока до Ханкалы добирались, прошло больше часа. И уже на подъезде к госпиталю, когда были остановлены на посту омоновцами, поняли, что здесь опять что-то произошло. Омоновцев слишком много, слишком откровенно направлены стволы автоматов на приближающиеся фары. И в окнах хирургического отделения горит свет… А тут и милицейский «Уазик» подъехал, и все тот же майор из машины торопливо выскочил.
Хожаев с Трапезниковым прошли в госпиталь вслед за майором. Их лица уже примелькались на посту, и проверка документов не отняла много времени.
– Допрыгались… – то ли сам себе, то ли фээсбэшным операм сказал мент, не оборачиваясь. – Я же говорил, что надо сразу передавать дело…
Хожаев не ответил, поскольку не знал что отвечать.
Сразу за дверями их встретил дежурный по госпиталю. Лицо растерянно. Рядом с табуреткой, где сидел дневальный солдат, – большая лужа крови и пропитанные кровью куски ваты и бинта. Должно быть, кому-то рану протирали перед перевязкой.
– Рассказывайте, – приказал Хожаев.
– Четыре человека проникли в здание, – начал докладывать майор в белом халате. – Дневальный дверь открыл, поскольку знает, что вся территория двора охраняется ОМОНом и чужие прийти не должны. Его сразу ножом ударили, и здесь оставили. И прошли в палату… По пути дежурную медсестру по голове ударили… Чем-то тяжелым… Четыре гематомы в ряд – похоже, кастетом били…
– Откуда они знали, куда идти? Или их кто-то провожал? – спросил Трапезников.
– Нет-нет… – испуганно сказал майор. – Никто не провожал. Они знали…
– Я и спрашиваю, откуда они знали?
– А я откуда знаю! – вдруг вскипел военврач. – Я не наблюдал картину… Я рядом с больным сидел этажом выше…
– А где дежурный по хирургическому отделению? Тот майор, с которым мы разговаривали, – спросил Хожаев.
– Наверное, уже пришел в сознание…
– Его тоже ударили?
– Его тот ударил…
– Кто?
– Больной…
– Какой больной?
– Который спал… Так ударил, что десять минут без сознания…
– Давайте по порядку. Пройдем в палату, – бесстрастно сказал ментовский майор.
Все стало понятно, когда дали показания раненые офицеры, что лежали в той же палате. Они – очевидцы, хотя не спал в момент происшествия только один лейтенант-десантник, но он лежачий и не в состоянии был вмешаться в ситуацию.
Четыре человека ворвались в палату. Сразу подошли к кровати неизвестного больного. Стали тормошить его. Посадили, спящего. Разговаривали между собой по-чеченски. И попытались вывести. И тут произошло что-то непонятное. Больной проснулся, хотя его пошатывало и выглядел он абсолютной сомнамбулой.
– У меня у самого «черный пояс» по киоку-синкай, – сказал лейтенант-десантник, – я многих классных бойцов видел… Но чтобы такое…
– Что? – строго переспросил Хожаев.
– Понимаете, товарищ подполковник. – Лейтенант старался подыскать слова, чтобы объяснить доступно: – Во всех единоборствах удары, как правило, наносятся на счет «раз – два». Первый подготовительный, позволяющий занять удобную позицию для основного удара. Второй поражающий. Бывает и больше ударов. Но минимум – это «раз – два». Этот… Спящий… Он бил на счет «раз» и ставил точку… За две секунды четыре удара и четыре трупа. И снова пошатывается. Спит на ходу…
– Три трупа, – поправил дежурный по госпиталю. – У двоих пробито горло. Сонная артерия. У одного перелом грудной клетки и тяжелый ушиб сердца. Мгновенная остановка. У последнего сдвинут шейный позвонок, но сам жив и…
– Выживет?
– Без сомнения, выживет. Но шейный позвонок вправить полностью не удастся. Здесь нужна сложная операция, которую в наших условиях проводить рискованно. Правда, операция не обязательна, и не экстренная. При всей тяжести травмы. Тяжелый удар. Со временем, может быть, мышцы поставят позвонок на место, а до этого парень долго шеей повернуть не сможет…
– Не тяжелый, а резкий удар, товарищ майор, – поправил лейтенант-десантник.
– Дальше, – попросил подполковник.
– Тут дежурный по отделению вбежал, – продолжил рассказ десантник, и глаза его отчего-то радостно, почти с удовольствием от такого воспоминания блеснули. – Его просто по челюсти стукнули. Тяжелый нокаут… Это не убойно. Под руку подвернулся. Потом этот на нас посмотрел… На всех… Как-то растерянно, с непониманием… Словно спросить что-то хотел. Но не спросил. Взял со стула чужой теплый халат и ушел…
– Вот и привезли его в управление, – сказал капитан Трапезников.
– Когда можно будет допросить раненого? – спросил Хожаев военврача.
– Которого?
– Того, что жив остался. Или его тоже накололи так, что…
– У него только местная анестезия… Сейчас с ним как раз работают… Думаю, через полчаса он будет в вашем распоряжении. Поговорить, чтобы не мешали, сможете в ординаторской.
– Никаких ординаторских! – резко возразил подполковник. – Мы увозим его с собой. Надеюсь, он транспортабельный?
– Вполне. Постарайтесь только не бить его по шее…
– Мы – не менты, – ответил Трапезников.
– А мне, я вижу, здесь делать нечего, – удовлетворенно сказал ментовский майор.
– Скорее всего, так, – согласился подполковник. – Но ты продолжай пока работать в своем направлении.
– В каком это? – не понял мент.
– Фоторобот снайперов сделали?
– Делают.
– Вот и направление. Проверь этих людей.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
– Шурик, – спросил полковник Согрин. – У нижнего джамаата есть снайпер?
– Был. Я с него и начал. Чтоб не возникло осложнений.
Это естественно. В противоборстве двух групп снайпер одной всегда больше всего опасается снайпера противника и потому обычно начинает охоту именно с него.
– Какая винтовка – посмотрел?
– СВД.
[14]
