После перевода высказывания капитана беспокойство во взгляде Хармуша сменилось страхом. Боевик поверил. Должно быть, уже немало слышал о российских тюрьмах. И голова его на больной шее стала шевелиться чаще. Должно быть, боль обострилась. На нервной почве часто обостряются разные боли…
– Спрашивайте. – Переводчик так коротко перевел длинную и эмоциональную фразу.
Дознаватель, перед тем как спросить, начал выводить вопрос в бланке протокола, но Хожаев опередил его.
– Кто тот человек, ради которого вы пришли в госпиталь?
– Этого я не знаю. Мы получили приказ доставить этого человека живым и невредимым в Грузию. Больше мне ничего не известно.
– Кто знает?
– Наш командир эмир Билль Васир получил приказ по телефону. Может быть, он знал, но нам не сказал. Он убит. Я сам видел его пробитое горло… – Боевик потрогал рукой свое горло с объемным кадыком, который беспрестанно двигался, и снова взял в руки стакан, чтобы двумя маленькими глотками смочить язык. И только после этого добавил: – С таким горлом не живут. Из него вытекла вся кровь.
– От кого получен приказ.
– От эмира Закария.
– Что еще было приказано?
– Беречься от людей эмира Дуташева. Они тоже охотятся за этим человеком. При встрече приказано уничтожить людей Дуташева.
– Дуташев, кажется, не воюет с Закарией, – сказал Хожаев. – Дуташев воюет с Зелимханом Кашаевым…
– Раньше не воевали, – согласился Хармуш. – Летом Закария ездил в гости к Дуташеву. Сейчас что-то случилось.
В кармане Хожаева зазвонил телефон. Подполковник вытащил трубку.
– Слушаю, Хожаев… Так… Отлично… Осторожнее с ним… Знаете, на что парень способен… Да… Я понял… Кто он, хотя бы спросили? Понял. Мы едем…
Хожаев встал и кивнул капитану Трапезникову.
– Омоновцы задержали беглеца из госпиталя. Там же, в Ханкале. Он так и шел в больничном халате и в тапочках по снегу. На дороге его остановили. Говорят, что он похож на помешанного. Но спокоен. Дал себя задержать без сопротивления. Едем. Ты, – обратился подполковник к дознавателю, – продолжай допрос. Главное, пусть все выложит о произошедшем в госпитале. Остальное – не мне тебя учить…
Пост омоновцев, как показалось Трапезникову, приготовился приветствовать оперов из ФСБ на уровне протокольного приема глав государств. По крайней мере, похоже, почти весь личный состав вместе с отдыхающей сменой высыпал к бетонным блокам, чтобы встретить машину.
– Ой-ей… – сказал Хожаев, наклоняясь в салоне, чтобы лучше видеть, что происходит на улице. – Что-то здесь опять произошло…
Он выскочил из машины раньше, чем она полностью остановилась. Трапезников поспешил следом за подполковником. Навстречу шагнул офицер, должно быть, старший на посту.
– Что случилось? – с ходу спросил Хожаев. – Опять?
– Опять…
– Что?
– Трое пострадавших… Был с ними в комнате, разговаривал… Все шло спокойно… Но… Человек со странностями… Психика нарушена… Вдруг напал без всякой видимой причину, уложил всех троих, опытных бойцов, несколькими ударами и исчез…
– Пострадавшие?..
– Слава богу, живы… Обошлось без крови, хотя удары у него серьезные.
– Где они?
– Им сейчас оказывают помощь. – Омоновец кивнул в сторону госпитальных дверей. – Пойдемте.
И он первый зашагал по заснеженной дорожке.
Пострадавших омоновцев они встретили в дверях. С ними спускался тот самый дежурный врач, которого уже допрашивали несколько часов назад. Хожаев сделал знак, подзывая всех к окну тесного холла, где можно сесть на подоконник.
– Что произошло?
– Непонятно, товарищ подполковник. Вел он себя вполне нормально, никакой агрессии не показывал, только на вопросы ответить не мог. У него какие-то нарушения памяти.
– Амнезия, – подсказал дежурный врач. – Должно быть, последствия какой-то травмы. Его же доставили к нам избитого…
– Что он помнит, что не помнит? – спросил капитан Трапезников. – Амнезия бывает разной…
– Он не помнит, кто он, – сказал омоновец. – Мы пытались расспрашивать. Он сам удивляется, что оказался в Грозном. Зачем сюда приехал, не помнит. Чем занимается, не помнит. Единственное, что помнит, что служил когда-то в КГБ.
– Так и сказал – «в КГБ»? – переспросил Трапезников. – Не в ФСБ, а именно – «в КГБ»?
– Именно так, слово в слово.
– Подозрение у вас не возникло, что он темнит? – задал свой вопрос и Хожаев.
– Как в таком деле без подозрений… Может, и темнит… Но удивляется искренне…
– В какой момент он совершил нападение. Возможно, вы чем-то спровоцировали его.
– Ничем мы не спровоцировали. Зазвонил телефон, я взял трубку, представился и… Потерял сознание…
– Кто звонил?
– Прямой телефон. Из РОШа.
– Как вы представились?
– Как обыкновенно представляюсь… Взял трубку и сказал: «Майор милиции Палицын…» Если это провокация, то…
– Больше ничего в этот момент сказано не было? Вами или другими…
Два других омоновца отрицательно закачали головами.
– Может, он просто не в своем уме? – спросил старший наряда ОМОНа.
– Или среагировал на слово «милиция», – сказал Трапезников. – Надо искать его, надо искать, где и кто его избил до потери памяти. У меня есть подозрения, что избили его именно в милиции. Отсюда и естественная реакция.
Хожаев мрачно кивнул.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Сохно подсвечивал командиру своим фонариком.
– Вариантов два, – сказал полковник Согрин, складывая планшет. – Согласно первому мы можем позволить себе часовой отдых сейчас, перед маршрутом… Все равно по времени укладываемся. К рассвету будем на месте посадки вертолета. Согласно второму варианту можем сразу дойти туда и отдохнуть на месте. Костер, естественно, и здесь, и там исключен, поэтому существенной разницы в удобствах нет.
– Если мы вынуждены уходить от Зелимхана подальше, я предпочел бы уйти подальше, – высказался Кордебалет в стиле Сохно.
Сам Сохно высказывание оценил, пожал плечами:
– Если бы вы здесь хоть немного вздремнули, я тем временем нашел бы полковника и успокоил бы свою совесть. А для меня совесть – всегда мучительный момент.
– Жалко старика? – спросил Согрин.
– Жалко человека… – ответил Сохно. – Может, ему помощь нужна.
– Понимаю и соглашаюсь. Я отдыхаю первым. Шурик – на посту. Толик в поиске.
Сохно удовлетворенно хмыкнул и повернулся к товарищам спиной, чтобы потянуть носом воздух, как это делают собаки, и взять верное направление. Но шагнуть вперед он не успел, потому что совсем недалеко раздался новый выстрел знакомого ружья. И на выстрел ответили, как огрызнулись, сразу несколько автоматов.
