Сообщение Кэти меня потрясло и в то же время привело в удивление. Что случилось с глазами и мозгом Верджила? Без обследования на этот вопрос ответить было нельзя, тем более что, по словам Эми, зрение Верджила улучшилось. Правда, она всегда раздражалась, когда кто-нибудь говорил, что Верджил слепой, и вполне могла быть пристрастной. Недаром в телефонном разговоре со мной она добавила с нескрываемым недовольством, что в реабилитационном центре врачи настойчиво приучают Верджила к мысли, что он снова ослеп. Поразмыслив, я поговорил с Бобом Вассерманом, и мы решили пригласить Верджила (естественно, вместе с Эми) в Нью-Йорк для обследования.
В феврале 1993 года я встречал Эми и Верджила в аэропорту Ла Гуардиа.
[132]
Увидев Верджила, я внутренне содрогнулся. За то время, что мы не виделись, он пополнел фунтов на пятьдесят и теперь выглядел неприглядно, превратившись в настоящего толстяка. С его плеча свисал кислородный прибор. Глаза его были безжизненными, и он казался слепым, что подтверждалось и тем, что пока мы направлялись к машине, Эми не выпускала его руки. Правда, на пути в город, когда машина оказалась на высоком мосту, Верджил, обратившись ко мне, сказал, что явственно различает яркое пятно света. Я похвалил его, хотя перед тем как увидеть Верджила, все же надеялся на более благоприятное состояние его зрительных ощущений.
Когда мы приехали ко мне в офис, к нам присоединился Боб Вассерман. Мы принялись обследовать Верджила, но, к нашему сожалению, он не реагировал ни на цветные стимулы, ни на яркие вспышки света. Он казался совершенно слепым, слепым даже в большей степени, чем до удаления катаракт, ибо в дооперационное время он стойко отличал свет от тьмы и говорил, что «стало темно», когда глаза ему загораживали ладонью. Теперь, казалось, его зрительные рецепторы были полностью выведены из строя.
Правда, спустя какое-то время Верджил различил свет на экране компьютера, а затем, к нашему удивлению, несколько раз самостоятельно, без подсказки, нашел нужное место в комнате, когда его, говоря к примеру, просили пересесть с дивана на стул. Однако было ясно, что он не видит, и его «свободу передвижения» я объяснил явлением скрытого зрения, которое проявилось еще в больнице.
Пришло время ланча, и все уселись за стол. Когда я протянул Верджилу небольшую корзинку с фруктами, он положил себе на тарелку сливу, персик и апельсин, а затем, придя в явное оживление, начал их поочередно ощупывать и увлеченно описывать, главным образом останавливаясь на кожице фруктов: вощеной, гладкой у сливы, пушистой у персика и грубой, щербатой у апельсина. Затем он их поочередно понюхал, что, казалось, доставило ему несомненное удовольствие. Я заранее подложил в корзинку поддельную грушу, сделанную из воска, но, к моему разочарованию, Верджил выбрал другие фрукты. Пришлось мне самому дать ее Верджилу, расхвалив ее вкус. Взяв «грушу», Верджил расхохотался. «Это — свечка, — моментально определил он, — а по форме груша, не отрицаю». Осязание, служившее Верджилу верой и правдой в течение многих лет, не подвело его и на этот раз.
В то же время создалось стойкое впечатление, что сетчатка обоих глаз Верджила перестала функционировать. Это предположение подтвердило обследование, проведенное Бобом. Правда, состояние сетчатой оболочки обоих глаз не изменилось по сравнению с предыдущим обследованием (все то же чередование участков с избыточной и недостаточной пигментацией и все то же чередование островков неповрежденной или мало поврежденной сетчатки с полностью атрофированными участками), однако на этот раз даже ее неповрежденные части не подавали признаков жизни. И та, и другая электроретинограмма (сетчатой оболочки левого и правого глаза), обычно представляющая собой кривую электрических потенциалов, возникающих при воздействии на сетчатку световых раздражений, состояла из одной прямой линии. Не наблюдались и вызванные зрительные потенциалы, характеризующие активность зрительных частей головного мозга. Неудовлетворительное состояние сетчатой оболочки глаз, равно как и зрительных частей мозга, не могло быть вызвано ретинитом, давно угасшей болезнью. Причиной было нечто другое, негативно повлиявшее на зрение Верджила уже после удаления катаракт.
Обсуждая с Бобом этот вопрос, мы вспомнили, что Верджил после удаления катаракт постоянно (пока не стал надевать солнечные очки) жаловался на то, что свет, даже в пасмурную погоду, режет ему глаза. Вспомнив это немаловажное обстоятельство, мы задались вопросом: не мог ли обычный солнечный свет после удаления катаракт (которые долгие годы защищали сетчатку обоих глаз от световых раздражений) вывести эти сетчатые оболочки из строя? Известно, что люди, страдающие различными заболеваниями сетчатки (к примеру, таким, как дегенерация желтого пятна), не выносят солнечный свет (не только ультрафиолетовые лучи, но и излучения всех длин волн), ибо свет этот может ускорить дегенерацию сетчатых оболочек.
Другой причиной утраты Верджилом зрения (и наиболее вероятной) могла стать долгая гипоксия — недостаток кислорода в его крови наблюдался уже в течение года. По сообщению Кэти, зрение Верджила улучшалось и ухудшалось (пока совсем не утратилось) в зависимости от парциального давления кислорода и двуокиси углерода в крови. Могло ли длительное кислородное голодание сетчатых оболочек глаз (и, возможно, зрительных зон коры головного мозга) явиться причиной потери зрения? На этот вопрос ясного удовлетворительного ответа мы не нашли. Мы задались и таким вопросом: может ли стопроцентное насыщение кислородом крови (что требует длительной искусственной вентиляции легких чистым кислородом) вернуть хотя бы частичную работоспособность сетчатке и зрительным зонам коры головного мозга? Однако, поразмышляв, мы пришли к заключению, что подобная процедура в любом случае чрезвычайно рискованна, ибо может вызвать долговременную или даже хроническую депрессию дыхательного центра продолговатого мозга.
Такова история Верджила, человека, которому вернули зрение после долговременной слепоты, — история, весьма похожая на случай восстановления зрения у тринадцатилетнего мальчика, описанный Уильямом Чезелденом в 1728 году, и на некоторые другие аналогичные случаи, описанные в медицинской литературе в последующие двести пятьдесят лет. Такова история «чудесного исцеления» Верджила, закончившаяся, в отличие от некоторых других подобных историй, драматичным фиаско. Уместно отметить, что и пациент Ричарда Грегори, которому также вернули зрение после продолжительной слепоты, лишь сначала испытал отрадные чувства. Через короткое время после проведения операции на глазах, столкнувшись с большими трудностями, он впал в депрессивное состояние и скончался. Вальво в своей книге указывает на то, что лишь немногие подобные пациенты сумели адаптироваться к новым условиям жизни, большинство же, после непродолжительной эйфории, столкнулись с непреодолимыми трудностями, которые не позволили им использовать в полной мере «преподнесенный им дар». Мог ли Верджил справиться со своими трудностями?
На этот вопрос, к сожалению, нет ответа. Адаптации Верджила к новым условиям жизни помешали сторонние обстоятельства: его неожиданная болезнь, потеря работы, домика, а главное, конечно, здоровья, что привело к неспособности самому заботиться о себе и потере самостоятельности. Однако, в отличие от Эми, для которой рухнувшие надежды стали подлинным потрясением, Верджил отнесся к своему положению философски. «Такие вещи случаются», — сказал он.
