Но не все лишенные стереоскопического зрения люди – пилоты или спортсмены мирового уровня. У них могут возникать трудности при определении глубины пространства на бытовом уровне – при продевании нитки в иголку или вождении автомобиля, хотя в целом они превосходно с этим справляются, пользуясь монокулярным зрением
[51]
. Те же, кто никогда не обладал стереоскопическим зрением и прекрасно без него обходится, с трудом понимают, почему на эту способность обращают так много внимания. Эррол Моррис, кинорежиссер, страдающий врожденным косоглазием и почти полностью потерявший зрение на один глаз, вполне обходится без бинокулярного зрения. «Я вижу вещи в трех измерениях, – уверял он меня. – В случае необходимости я просто поворачиваю голову – при этом возникает достаточный параллакс. Я вижу мир совсем не плоским». Он шутил, что считает стереоскопическое зрение не более чем «уловкой», а мой интерес к нему – «прихотью»
[52]
.
Я пытался с ним спорить, распространяясь об особом характере и красоте стереоскопического зрения. Но невозможно объяснить, что это такое, человеку, который им не обладает. Достоинства стереоскопического зрения уникальны и не менее замечательны, чем способность воспринимать цвет. Как бы блистательно ни выходил из положения человек с монокулярным зрением, в отношении восприятия глубины пространства он все равно в определенной степени ущербен.
Способность к стереоскопическому зрению жизненно важна для целого ряда биологических видов. Как правило, у хищников глаза расположены так, что направлены вперед, поля их зрения перекрываются на большом расстоянии. Наоборот, у травоядных – потенциальных жертв хищников – глаза, как правило, расположены так, что глядят в стороны, чтобы обеспечить этим животным панорамное зрение, что позволяет им, не поворачивая головы, вовремя разглядеть возникшую за спиной опасность. Рыба-молот – страшный хищник еще и потому, что причудливая форма ее головы позволяет далеко развести смотрящие вперед глаза. Эта особенность превращает рыбу-молот в живой гиперстереоскоп. Другой поразительный пример – каракатица, широко расставленные глаза которой позволяют ей пользоваться преимуществами панорамного зрения. В то же время, когда животное собирается напасть на жертву, особые мышцы вращают глазные яблоки так, что они начинают смотреть вперед, что обеспечивает высокую точность захвата щупальцами
[53]
.
У приматов, наших биологических собратьев, направленные вперед глаза выполняют иную функцию. Огромные и выпуклые, близко посаженные глаза лемуров служат им, чтобы ориентироваться в густой темной листве, что при неподвижном положении головы практически невозможно без стереоскопического зрения. К тому же в джунглях, полных иллюзий и обмана, стереоскопическое зрение незаменимо для того, чтобы разглядеть камуфляж и не стать потенциальной жертвой. Более яркий пример – такие воздушные акробаты, как гиббоны, которые не могли бы с такой легкостью прыгать с ветки на ветку, если бы не обладали стереоскопическим зрением. Одноглазый гиббон вряд ли способен вести привычный образ жизни; то же можно сказать об одноглазых акулах или каракатицах.
Стереоскопическое зрение дает большие преимущества некоторым видам животных, несмотря на цену, которую надо за нее платить: приходится жертвовать панорамным полем зрения, появляется необходимость в особых нейронных и мышечных механизмах координации положения глаз; требуется развитие особых дополнительных связей в мозгу, чтобы учитывать глубину пространства на основании разницы в изображениях, воспринимаемых каждым глазом в отдельности. Таким образом, в живой природе стереоскопичность зрения не является уловкой или капризом, несмотря на то что кое-кому из людей удается без нее обходиться и даже извлекать из этого какую-то пользу для себя.
В декабре 2004 года я неожиданно получил письмо от женщины по имени Сью Барри. Она напомнила мне о том, что мы с ней познакомились в 1996 году на вечере в честь запуска очередного шаттла (муж Сью астронавт). Мы тогда говорили о разных способах чувственного восприятия мира, о том, как, например, ее муж и другие астронавты, теряя представление о том, где находятся верх и низ в условиях невесомости, приспосабливаются к этому новому положению. В 1996 году Сью рассказала мне об особенностях ее визуального восприятия мира. Сью страдает сходящимся косоглазием и видит все вокруг поочередно то одним, то другим глазом. Смена точек зрения происходит очень быстро и непроизвольно. Я спросил Сью, не причиняет ли ей это какие-либо неудобства. Сью ответила, что нет, не причиняет: она водит машину, играет в софтбол и вообще ни в чем не уступает другим людям. Она не может, конечно, как они, оценивать глубину пространства с одного взгляда, но может судить о ней, используя иные признаки.
Я спросил Сью, может ли она вообразить, как выглядело бы все окружающее, если бы она могла взглянуть на него стереоскопически? Она ответила, что может, во всяком случае, думает, что может. В конце концов она же профессор нейробиологии, читала статьи Хьюбела и Визела и многое другое о феномене зрительного восприятия, о бинокулярном зрении и стереоскопии. Сью считала, что эти знания дали ей достаточное понимание того, чего она была лишена. Она знала теоретически, чем является стереоскопическое зрение, хотя и не имела возможности испытать это на собственном опыте.
И вот почти девять лет спустя после того нашего разговора она вдруг ощутила настоятельную потребность вернуться к этой теме.
«Вы спросили меня, могу ли я вообразить, каким бы стал для меня мир, если бы я смогла взглянуть на него стереоскопически. Я ответила, что могу… Но я ошибалась».
