«Сегодня я заметила, что стал по-другому выглядеть светильник, висящий на кухне. Теперь он занимал определенное пространство между мной и потолком. Края светильника стали более круглыми. Это был небольшой, но заметный эффект».
Во время второго сеанса у доктора Руджеро, 21 февраля, Сью повторила упражнения с поляризующими линзами и выполнила еще одно, с цветными бусинами, нанизанными на нитку на разных расстояниях от глаз испытуемого. Это упражнение, известное под названием «нитка Брока», научило Сью фиксировать оба глаза на одном и том же предмете так, чтобы зрительная система не подавляла изображения, воспринимаемые одним из глаз, но совмещала оба изображения в одно. Эффект сказался немедленно.
«Я вернулась в машину и посмотрела на руль. Мне показалось, что рулевое колесо отпрыгнуло от приборной доски. Я закрыла один глаз, потом другой, потом снова взглянула на рулевое колесо обоими глазами. Каждый раз руль выглядел по-другому. Я решила, что лучи заходящего солнца играют со мной шутки, и поехала домой. Однако на следующий день я сделала заданные мне упражнения, села в машину и поехала на работу. Когда я посмотрела в зеркало заднего вида, оно, как и руль вчера, отпрыгнуло от ветрового стекла».
Это новое зрение оказалось просто «восхитительным», писала Сью. «Я сама не понимала, чего была лишена всю жизнь». Она описала это так: «Обычные вещи выглядели совершенно необычно. Фонари стали парить в воздухе, водопроводные краны выступили из стен». Однако это новое восприятие подчас вызывало «большое смущение. Я не понимала, на какое расстояние должны выпрыгивать одни предметы перед другими. У меня было такое ощущение, что я либо нахожусь в павильоне кривых зеркал, либо приняла галлюциногены. Я стала внимательно и подолгу присматриваться к вещам. Мир действительно стал выглядеть по-другому». К письму Сью приложила отрывки из своего дневника.
«22 февраля. Я заметила, что торец приоткрытой двери моего кабинета выступает из проема навстречу мне. До этого я могла судить, что приоткрытая дверь выступает из проема, по форме двери, по перспективе и другим монокулярным признакам, но я никогда не воспринимала глубину. Я посмотрела на дверь, прикрыв сначала один, потом второй глаз, чтобы убедиться, что при взгляде обоими глазами дверь действительно выглядит по-другому, и это на самом деле было так.
Когда я во время обеда посмотрела на вилку на фоне тарелки с рисом, то увидела, что вилка парит в воздухе над рисом. Между вилкой и тарелкой было пространство. Такого я никогда прежде не видела. Я принялась внимательно рассматривать виноградину на вилке и смогла определить ее размер.
1 марта. Сегодня на работе, идя по подвалу, я прошла мимо лошадиного скелета. Когда я увидела, что череп вытягивается в мою сторону, я непроизвольно вскрикнула и отскочила в сторону.
4 марта. Делая сегодня пробежку с моей собакой, я заметила, что и кусты стали выглядеть не так, как раньше. Каждый листок располагался в своем маленьком трехмерном пространстве. Листья не просто прикрывали друг друга, как я привыкла видеть. Теперь я видела ПРОСТРАНСТВО между листьями. То же самое касается древесных ветвей, щебня на дороге, кирпичей в стене. Все предметы приобрели четкую текстуру».
Письмо Сью и дальше продолжалось в таком же лирическом ключе: она с упоением описывала совершенно новые для нее переживания, превосходившие все, что она могла вообразить или представить. Она открыла для себя, что нет замены чувственному опыту, что существует непреодолимая пропасть между тем, что Бертран Рассел называл «знанием по описанию» и «знанием по знакомству», и что нет никакой возможности получить второе из первого.
Можно подумать, будто внезапное появление абсолютно нового качества восприятия или ощущения может вызвать растерянность и испуг. Однако Сью адаптировалась к новому для себя восприятию на удивление легко. Сначала она была ошеломлена и дезориентирована, ей приходилось соразмерять новое визуальное ощущение глубины и расстояния с собственными действиями и движениями. Но все же она почувствовала себя очень комфортно со стереоскопическим зрением. Хотя она продолжает остро переживать новизну своих зрительных ощущений, она понимает, что они «естественны», и радуется, что видит мир таким, каков он есть и каким должен быть. Цветы, говорит Сью, теперь ей кажутся «невероятно реальными и объемными», в то время как раньше они представлялись «плоскими» какими-то или «вялыми».
Обретение Сью стереоскопического зрения в пятидесятилетнем возрасте принесло ей, несомненно, также практическую пользу. Ей стало легче водить машину и вдевать нитку в иголку. Когда она на работе смотрит в бинокулярный микроскоп, то видит, как плавают друг над другом инфузории-туфельки. Она видит это непосредственно и объемно, теперь не приходится для этого менять фокус. Ее не покидает чувство восхитительной новизны своих ощущений.
«На семинарах… мое внимание может быть приковано к тому, как выглядит в пространстве пустой стул, а уж целый ряд пустых стульев я могу рассматривать минутами. Мне бы хотелось дни напролет просто ходить и СМОТРЕТЬ. Сегодня я на целый час ускользнула в оранжерею колледжа, чтобы просто полюбоваться на растения и цветы с разных сторон».
В подавляющем большинстве случаев, люди звонят и пишут мне, чтобы рассказать о своих разнообразных несчастьях, утратах и проблемах. Напротив, письмо Сью было не горестным рассказом об утрате, но повествованием о внезапном обретении нового восприятия и о чувстве восторга и ликования от этого. Тем не менее в ее письме звучали нотки недоумения и недоверия: она не знала ни об одном таком случае и была очень озадачена тем, что во всей доступной ей литературе читала о том, что восстановление стереоскопического зрения у взрослых невозможно. Может быть, спрашивала Сью, бинокулярные клетки в ее мозгу просто ждали какого-то сигнала, чтобы заработать? Возможно ли, что пресловутый «критический период» в раннем детстве на самом деле не такой уж и критический, как считается? И что я думаю обо всем этом?
Я раздумывал над письмом Сью несколько дней и обсудил его с несколькими коллегами, включая офтальмолога Боба Вассермана и Ральфа Зигеля, специалиста по физиологии зрения
[54]
. Несколько недель спустя, в феврале 2005 года, мы втроем нанесли визит Сью в ее доме в Массачусетсе, привезя с собой офтальмологическое оборудование, стереоскопы и стереограммы.
Сью приветливо приняла нас и, пока мы разговаривали, показала некоторые свои детские фотографии, так как мы хотели попытаться воссоздать анамнез ее зрения в раннем возрасте. Косоглазие было хорошо видно на фотографиях, сделанных до хирургического вмешательства. Мы спросили, была ли Сью когда-нибудь способна видеть предметы в трех измерениях. Подумав, она ответила, что да – очень редко, когда была еще ребенком и лежала в траве, то могла вдруг увидеть, как травинка неожиданно начинает выделяться из общего фона. Она забыла об этом и вспомнила только сейчас, когда мы намеренно ее об этом спросили. Трава должна была находиться очень близко от глаз – на расстоянии нескольких дюймов, и чтобы увидеть ее, необходимо было свести глаза. Значит, можно предположить, что способность к стереоскопическому зрению у Сью была и она могла ею воспользоваться, если глаза ее оказывались в положении, подходящем для стереоскопического зрения.
