На этот раз он не берет машину, а отправляется пешком, чтобы энергичной ходьбой унять волнение. Ходит он всегда энергично – не умеет иначе. Но от этого его сердце никогда не колотится чаще. Оно колотится чаще от другого. Он знает это предстартовое волнение, знает, что пройдет оно только тогда, когда все начнется – тогда он станет хладнокровным и активным, решительным. А сейчас волнение приходится унимать, хотя мысли постоянно возвращаются к тому, что произойдет завтра, каждый раз заново и заново хочется проверить, все ли он сделал правильно.
На улице жара. Пока еще «красная». Пройдет еще чуть больше суток, прежде чем жара превратится в «зеленую»… И это время следует как-то убить, потому что оно мешает и утомляет…
Ширвани поднимается на четвертый этаж. Вспоминает на лестнице, как недавно поднимался по этой же лестнице вместе с Иваном Александровичем и как тот задыхался при подъеме. На старого человека жара действует просто убийственно. «Зеленая» жара будет действовать не так явно, но убивать она будет более активно…
Вот и знакомая дверь. Ширвани привычно дважды давит на кнопку звонка. Ждет… Обычно ему открывают сразу, потому что его ждут. Сейчас же никто не спешит к двери. Ширвани пожимает плечами и еще дважды звонит… Но в ответ опять – тишина…
Он принюхивается. И улавливает запах пирогов. Запах доносится из-за двери. Но ему дверь не открывают. Почему? Что случилось?
Ширвани спускается по лестнице, смотрит снизу на окна квартиры Андреевых. За окнами никакого движения. Он вытаскивает трубку мобильника и набирает номер. Кажется, что даже слышит, как там, на четвертом этаже, звонит старый аппарат. Но трубку никто не берет. Куда же они делись?
Ситуация не нравится Ширвани. Он не любит непредвиденных обстоятельств в критический момент, хотя прекрасно знает, что когда все идет гладко – это хуже. Жизнь полна неожиданностей и всегда стремится подставить ногу, чтобы человек споткнулся. И надо вовремя через эту коварно подставленную ногу перешагнуть.
Однако делать нечего, надо возвращаться домой. Ширвани возвращается и только переступает порог квартиры, когда раздается телефонный звонок. Он проходит в комнату и берет трубку, уверенный, что звонит Иван Александрович.
– Это квартира Андреевых? – спрашивает хриплый женский голос.
– Да…
– Мне нужен муж Марины Ивановны.
– Я слушаю…
– Это дежурный врач из наркологического диспансера. Вы когда в последний раз виделись с женой?
– Навещал ее… На днях… Что случилось?
– Марина Ивановна сбежала вместе с двумя женщинами… Мы подозреваем, что они где-то достали наркотики и… Сами понимаете… Критический срыв… Домой она не приходила?
– Нет…
– Я попрошу вас… Если появится… Сразу позвоните нам… В таком состоянии, во время срыва, часто случаются передозировки…
– Обязательно… Обязательно…
Ширвани кладет трубку. Вот теперь понятна причина отсутствия дома родителей Марихуаны Андреевны. Они ее ищут… Конечно, им не до визитов…
Ширвани успокаивается и даже улыбается…
* * *
Марина хочет подойти к окну.
– Сиди… – приказывает отец. – Твой благоверный наверняка посмотрит на окна.
Сердце учащенно колотится у всех. Телефонный звонок заставляет их колотиться еще чаще.
– Это он проверяет…
Ждут еще пару минут. Наконец, Марина не выдерживает, подходит к окну и осторожно смотрит из-за шторки:
– Уходит, слава богу…
– Что же теперь будет?
Валентина Леонидовна тихо всхлипывает и зачем-то перебирает лежащие горкой на столе таблетки «экстази». Марина принесла их с собой, не желая, чтобы кто-то в больнице мог ими воспользоваться. Для нее это подвиг, но еще больший подвиг – откровенное признание…
После откровенного рассказа дочери мать с отцом не высказали ей ни слова упрека. Но ведут они себя по-разному. Мать страдает за дочь, а отец проявляет понимание ситуации с точки зрения человека государственного.
– Теперь – пора… – Иван Александрович берет трубку телефона и решительно набирает номер Василия Платоновича.
– Слушаю… Генерал Астахов… – отвечает незнакомый голос.
Иван Александрович вспоминает, что «альфовцы» выпросили на время учений кабинет Василия Платоновича. Ну что же… Это даже лучше… Он представляется и начинает рассказывать все то, что рассказала им дочь…
Генерал слушает спокойно, не перебивая.
– У меня все… – говорит Иван Александрович.
– У вас есть возможность куда-то выехать? Вместе с дочерью…
– Нет.
– Я сейчас подошлю за вами машину. Не беспокойтесь… Ширвани под нашим контролем. Встречаться вам с ним ни в коем случае нельзя. Может насторожиться, а это чревато…
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ
Сороки – скандалистки известные. И остановить треск преследующей тебя в лесу сороки – это то же самое, что перекричать на улице толпу цыганок. Но подполковник Сохно, кажется, находит самые необходимые слова для увещевания «базарной» птицы. Голос его внушительный, с легкой укоризной:
– Какого ты хрена, зараза, своих сдаешь? Да ты патриотка, в конце-то концов, или нет?.. Или ты из заморского из леса?.. Не видишь, куда мы идем… Там же, дура, американцы сидят… – громким хриплым полушепотом говорит он, подняв для убедительности ладонь в сторону птицы.
Сорока слушает, пару секунд соображает и улетает. Улетает молча, вняв, похоже, укорам соотечественника.
– Тише… – шепчет Кордебалет. – Мы уже рядом… Правда, ветер в нашу сторону… Ты уверен, что они аванпосты выставят?
– Выставят… Американцы всегда выставляют… Сам, наверное, по Вьетнаму помнишь…
[25]
– Помню… Первая моя операция…
Сохно останавливается и всматривается в план-карту, где нанесены все трассы инфракрасных линий предварительного оповещения. Трассы двухуровневые, пары расположены вразнобой, и преодолеть их так, чтобы не сработала сигнализация, в лесу практически невозможно. Разве что повезет, и какая-то из базовых лучевых установок не сработает на пресечение сигнала. Но на это рассчитывать нельзя. Трассы заканчиваются в непосредственной близости от будки на посту КПП. Место проникновения реальное только в этом месте…
Согласно предварительному плану учений, «зеленые» не ограничиваются во времени проникновения на территорию, охраняемую «синими». Могли бы и давно уже осесть там. И никто не заставлял спецназовцев выжидать момент, когда на пост заступит подразделение американских антитеррористов. Это идея Сохно – усложнить себе задачу, чтоб смешнее было. Чужим пусть будет обидно. Зато своих не обидят, когда станет известно, как «зеленые» оказались на территории «зоны особого внимания».
