— Я вам покажу, — ответил он.
Тото провел меня от своего дома по какому-то переулку, потом свернул в другой — и мы очутились в квартале жилых домов.
— Уже почти пришли, — сказал он. — Не бойтесь.
Мы поднялись по лестнице. Я с опаской огляделся по сторонам. Констан подошел к двери, открыл ее. И мы вошли в комнату.
На всех столах, на всех горизонтальных поверхностях стояли пластиковые фигурки, которые можно получить бесплатно в «Макдоналдсе» и «Бургер Кинге»: слонята Дамбо, собаки Гуффи, космические Маппеты, Бэтмены, Неугомонные Детки, Суперкрошки, Люди в Черном, Люки Скайуокеры, Барты Симпсоны, Фреды Флинтстоуны, Джеки Чаны, Баззы Лайтеры и тому подобные персонажи.
Мы переглянулись.
— Больше всего меня в них восхищает искусство, — сказал Тото.
— Вы составляете из них батальоны? — спросил я.
— Нет, — ответил он.
Наступила пауза.
— Пойдемте, — буркнул Констан. Я чувствовал, что он пожалел о своем решении продемонстрировать мне армию пластиковых фигурок.
Несколько минут спустя мы уже снова были у него дома и сидели за кухонным столом. Мать Констана суетилась неподалеку, время от времени забегая к нам на кухню. Тото говорил, что когда-нибудь обязательно настанет день, когда народ Гаити призовет его назад и попросит возглавить нацию — «меня на Гаити боготворят», — заметил он, — и когда такой день настанет, Констан, конечно же, исполнит свой долг перед народом.
Я спросил его о Сите Солей, Работо и других обвинениях, которые ему предъявляются.
— Для подобных обвинений нет никаких, даже самых хлипких оснований, — ответил он. — Даже самых призрачных!
«И только!» — подумал я.
— Ложь, которую распространяют обо мне, разбивает мне сердце, — добавил Тото.
И тут я услышал странный звук, исходивший от Констана: его тело дрожало. Звук напоминал всхлипывания. Однако это были еще не сами всхлипывания, а то, что им предшествует. Лицо Тото исказилось так, словно он был готов разразиться рыданиями, но имелась какая-то странность, как будто эти рыдания собирался сыграть очень плохой актер. Взрослый человек в шикарном костюме делал передо мной вид, что плачет. Даже если бы он в самом деле совершенно искренне разрыдался в моем присутствии, я бы почувствовал себя крайне неловко, так как мне всегда крайне неприятна любая демонстрация эмоций, но здесь сидел человек, который, вне всякого сомнения, имитировал рыдания, что делало ситуацию одновременно непристойной, в каком-то смысле сюрреалистической и просто отвратительной.
Вскоре после этого мы расстались. Тото проводил меня до двери. Он был самим воплощением вежливости: смеялся, тепло пожал мне руку, говорил о том, что мы скоро обязательно встретимся вновь. Подойдя к машине, я обернулся, чтобы еще раз помахать ему на прощание, и, когда я увидел его, меня охватила дрожь — по-видимому, моя миндалевидная железа направила сигнал страха в центральную нервную систему. Лицо Тото полностью переменилось — оно стало холодным, враждебным и подозрительным. Констан пристально всматривался в меня. Но стоило нам встретиться взглядами, как его глаза мгновенно потеплели. Он широко улыбнулся и помахал мне рукой. Я помахал ему в ответ, сел в машину и уехал.
Я так и не подготовил интервью с Тото к публикации. Тото производил впечатление какой-то жуткой внутренней пустоты. Я никак не мог докопаться до его сути. На семинаре в Уэльсе я постоянно вспоминал свою встречу с ним. Тот спектакль с рыданиями, казалось, свидетельствовал о наличии у него пункта 7 (Поверхностные аффекты — «Демонстрации эмоций эффектны, поверхностны, кратковременны и оставляют впечатление спектакля»), а также — и особенно! — пункта 16 («Неспособность принять на себя ответственность за собственные поступки»). Утверждение Тото по поводу того, что жители Гаити его боготворят, заставило меня вспомнить о пункте 2 (Преувеличенное чувство собственной значимости — «Психопат может утверждать, что окружающие уважают его, боятся его, завидуют ему, не любят его и т. п.»). Его уверенность в том, что он когда-нибудь обязательно вернется на Гаити в качестве лидера своего народа, свидетельствовало о наличии пункта 13 («Отсутствие реалистических долговременных целей»). И может быть, именно опросник Боба помог мне найти ответ на вопрос, почему Тото все-таки согласился со мной встретиться, несмотря на все опасности лично для себя: пункт 3 («Потребность в стимуляции/быстрая утрата интереса») и пункт 14 (Импульсивность — «Психопаты не склонны много времени уделять анализу возможных последствий своих поступков»), а также пункт 2 («Преувеличенное чувство собственной значимости»).
Возможно, именно пункты 3, 14 и 2 являются главной причиной того, что так много людей соглашаются дать мне интервью.
Правда, ни под один из пунктов не подходила коллекция фигурок из «Макдоналдса», но ведь и у психопатов, наверное, могут быть самые странные хобби.
А где же Тото может находиться сейчас? Вернувшись из Уэльса, я занялся поисками. И к своему удивлению, обнаружил его в исправительном учреждении Коксэки, где он уже отсидел два года за аферу с закладными, за которую полагается от двенадцати до тридцати семи лет.
Ага. Пункт 20 («Разнообразие совершаемых преступлений»).
Я написал Констану. Напомнил ему о нашей последней встрече, кратко описал особенности дисфункции миндалевидной железы и спросил, не считает ли он, что перечисленные симптомы имеются и у него. Он ответил мне приглашением нанести ему визит. Я купил билет на самолет. В тот момент как раз началось извержение исландского вулкана. Мне пришлось поменять билет, и я вылетел только через две недели. И вот я здесь, сижу за столом с пометкой «Ряд 2. Стол 6» в практически пустом помещении для посетителей.
В Коксэки около тысячи заключенных. Только у четверых из них сегодня были гости. Молодая пара, игравшая в карты; пожилой заключенный в окружении детей и внуков; женщина, которую я встретил под навесом и которая теперь держала руку заключенного, гладила его пальцы, нежно касалась лица; и Тото Констан напротив меня.
Его привели сюда пять минут назад, и я был поражен, насколько легко с ним общаться. Он говорил примерно то, что я и ожидал: заявлял о своей невиновности в афере с закладными, о том, что виноват он только в наивности («поверил не тем людям»), выражал изумление гигантским сроком — за подобные аферы другие люди получали пять лет.
— Пять лет, я еще понимаю, — говорил он. — Пять лет — ладно, согласен. Но тридцать семь!
Трудно было спорить по поводу того, что полученный им срок представлялся, мягко говоря, не совсем справедливым. И я не мог ему не посочувствовать. Я сказал, немного нервничая, что, если у него диагностируют ту психическую патологию, о которой говорилось в моем письме, он будет считаться психопатом.
— Но я не психопат, — возразил Констан.
— И все-таки не хотели бы вы более подробно проанализировать этот вопрос со мной?
— Да, конечно, — ответил он. — Начинайте.
