Но я внезапно задался совершенно иным вопросом: а что, если кто-то из нас, журналистов, пойдет противоположным путем? Что, если кто-то из нас догадается, что люди, страдающие некоторыми психическими расстройствами, являются идеальным объектом для интервью, и разработает эффективные скрытые методы их выявления в духе методов Боба Хейра?
Поэтому в течение нескольких следующих дней я занимался тем, что опрашивал своих знакомых — редакторов, ответственных за подбор участников ток-шоу, телевизионных продюсеров.
И вот благодаря этим своим изысканиям я и познакомился с Шарлоттой Скотт.
Шарлотта живет в старом, очень милом, идиллического вида низеньком домике в графстве Кент. В уголке комнаты мирно посапывает ее двухмесячный малыш. В настоящее время она находится в отпуске по уходу за ребенком, но со своей работой на телевидении Шарлотта покончила еще раньше. Она решительно настроена никогда больше туда не возвращаться.
Когда-то Скотт, по ее словам, была идеалисткой. Она мечтала заниматься журналистскими расследованиями, но потом обстоятельства сложились так, что она оказалась на британском шопинговом канале <bid-up.tv> в качестве ассистента режиссера. «Моя блистательная карьера», — со вздохом говорит Скотт. Однако через какое-то время Шарлотта совершила значительный скачок вверх, от рекламы к мейнстриму, и стала заниматься подбором участников для телепрограмм, в которых члены больших семей, погрязшие в дрязгах и проблемах, орут друг на друга на глазах у студийной аудитории. Старые друзья иронизировали по поводу ее карьерного восхождения, но она считала их снобами. Скотт занималась журналистикой для простых людей. Да и, как бы то ни было, в ее шоу поднимались острые социальные вопросы. Наркотики. Инцест. Супружеская неверность. Трансгендерные проблемы. И тому подобное. Она начала больше общаться с коллегами по профессии, нежели со своими старыми университетскими друзьями.
— И в чем состояла ваша работа? — спросил я.
— У нас была горячая линия, — пояснила Шарлотта. — Члены семей, находившиеся в сложном положении и желавшие появиться на телеэкране, звонили на нее. Я должна была периодически звонить им в течение нескольких недель, даже в том случае, если они передумали и решили не выступать в нашей передаче. Шоу должно было состояться любой ценой.
Конечно, многие должности связаны с постоянными звонками клиентам. И подобная работа всегда имеет разрушительные последствия для психики того, кто ею занимается, однако назвать ее необычной или какой-то исключительной нельзя.
— Честно говоря, это было ужасно, — призналась Шарлотта. — После университета…
Поначалу трагические подробности человеческих жизней, которые она вынуждена была выслушивать, подавляли и психологически изматывали ее. Но чтобы стать хорошим исследователем, необходимо научиться быть жестким и сосредоточенным, и Скотт нашла способы отстраняться от несчастий потенциальных участников передач.
— Мы стали смеяться над ними, — сказала Шарлотта. — Целыми днями. Только так и можно было выдержать. Потом вечерами мы шли в бар и там продолжали надрывать животы от хохота.
— И какие же шутки вы отпускали на их счет? — спросил я.
— Если у них имелись дефекты речи, это становилось настоящей находкой, — ответила она. — Мы транслировали их речь через громкоговорители, собирались вокруг и дико хохотали.
И, как и следовало ожидать, Шарлотта очень скоро начала «ощущать стену отчуждения между собой и человеком на противоположном конце провода».
Конечно, очень многим людям приходится избавляться от излишне гуманного отношения к своим клиентам, находить способы уменьшать эмпатию, степень сочувствия и даже отделываться от угрызений совести: в противном случае они будут просто не способны достаточно эффективно выполнять свою работу. Возможно, именно по этой причине среди студентов-медиков распространена странная «шалость» — бросание друг в друга частями человеческого трупа.
Однако по-настоящему успешной Шарлотту сделала одна находка. Как-то еще в самом начале карьеры Скотт осенило, что самыми интересными участниками ее передач являются те, кого можно было назвать хоть в каком-то смысле немного сумасшедшими. И однажды она поняла, что существует гениальный в своей простоте способ выявлять таких людей. Ее метод был гораздо более прост, нежели опросник Боба Хейра, но для достижения цели не менее эффективен.
— Я спрашивала, какие лекарства они принимают. Они давали мне список. Затем я заходила на медицинские сайты и выясняла, при каких заболеваниях применяют эти медикаменты, после чего оценивала, подходит ли мера их безумия для участия в нашей передаче или они слишком безумны для нее.
— То есть в меру ли они безумны?
— Да, именно так, — подтвердила Шарлотта.
— А что означало — слишком безумный? — спросил я.
— Шизофрения, — ответила Шарлотта. — Шизофрения была под полным запретом. Так же, как и психозы. Если человек проходил лечение литием от психозов, мы опасались приглашать его на передачу. Тут имелась вероятность непредсказуемых последствий: он вполне мог после участия в передаче, вернувшись домой, покончить с собой. — Шарлотта помолчала. — Хотя… если сюжет намечался по-настоящему чудовищный — под «чудовищным» я подразумеваю некий крупный семейный скандал, на котором можно построить действительно будоражащее шоу, — мы воздерживались от приглашения только в случае слишком явного безумия.
— А что означало «в меру безумный»? — спросил я.
— Прием прозака, — ответила Шарлотта. — Прозак — универсальное лекарство. Человек расстроен, подавлен. Спрашиваю: «Чем вы расстроены?» — «Я расстроена тем, что мой муж обманывает меня, поэтому я пошла к врачу и он прописал мне прозак». Великолепно! Я понимаю, что у нее не катастрофическая форма депрессии, но достаточная для того, чтобы пойти к врачу, и что она предельно взвинчена и обозлена.
— А вы чувствовали разочарование в тех случаях, когда обнаруживали, что ваши вероятные клиенты вообще не принимают лекарств? — спросил я. — И если они их не принимали, не означало ли это, что они недостаточно безумны, чтобы быть интересными?
— Именно так, — подтвердила Шарлотта. — Идеальным для нас было, если они принимали что-то вроде прозака. Если же они не принимали ничего вообще, то можно было сделать вывод, что они недостаточно безумны.
Такова была тайная уловка Шарлотты. Она призналась, что не переставала задаваться вопросом, почему некоторые разновидности безумия «лучше» других. — Я на интуитивном уровне чувствовала, «из кого» может получиться хорошая передача. Собственно, мы все чувствовали. «Большой брат». «Икс-фактор». «Американский идол». «Обмен женами»… «Обмен женами» — самая отвратительная из всех, потому что приходится копаться в семейной грязи, вовлекая в это дело детей. Режиссеры проводят со всякого рода свихнувшимися людьми примерно три недели, отбирают те реплики, которые представляются им вполне сумасшедшими, и отбрасывают то, что, с их точки зрения, недостаточно безумно.
