Я поспешил в ближайший полицейский участок. Затем, измученный, не имея сил сидеть за рулем, я бросил свою машину и, взяв такси, отправился на поиски сам. Водитель попался смышленый. Мы объехали ближайшие улицы, снова вернулись в парк, где и нашли Машу.
Врачи и персонал заверили меня, что они сделают все возможное для того, чтобы Маша больше не смогла самовольно покидать клинику. Что мне оставалось делать? Я оставил им Машу. Но на следующий день я узнал, что она снова ушла. Все в больнице были обеспокоены. Меня встретили медсестры, подавленные произошедшим. Портье рассказал, что видел, как уходила Маша, но задерживать ее он не имел права.
И снова без чьей-либо помощи я отправился на поиски. Я нашел ее на одной из транспортных развилок, находящейся в том же районе, где и клиника. Было ясно, что в этот раз она воспользовалась общественным транспортом, но никому в автобусе не было дела до женщины с испуганным и потерянным лицом в ночном халате и шлепанцах. Все спешили по своим делам и были заняты собственными заботами.
Я вновь оставил Машу на попечение сестер и врачей в надежде, что она наконец получит необходимое лечение, а я хоть немного отдохну от нервных перегрузок, связанных с постоянными поисками. Но освежающий, успокаивающий сон не приходил. Перед глазами все время прокручивались фрагменты парковых аллей больничной территории, на которых мы искали Машу. Сейчас я отчетливо стал понимать, что тревожило меня, когда я проезжал или проходил по этим аллеям — это были безумные, отрешенные глаза людей в пижамах, тренировочных костюмах, ночных халатах. Они шли по краю дороги без цели, без надежды быть кем— то увиденными, остановленными, окликнутыми на этом бесконечном марше в никуда. И вдоль этой же дороги пролетали автомобили, которые на резких поворотах аллей издавали звериный рев и визг при трении колес об асфальт, от чего бедные люди, участники этих маршей, шарахались в стороны. Это были больные — пациенты, предоставленные сами себе, блуждающие по бесконечным аллеям парка, не видящие ничего ни впереди, ни вокруг себя. И только резкий звук тормозящих шин приводил их в трепет. Мне очень хорошо представлялась в этом нескончаемом движении одиноких фигур моя жена. Без сопровождения и надзора пациенты блуждали по кругу, или по периметрам других геометрических фигур, или по до сих пор неописанным и никому неизвестным маршрутам скитаний, и только божественное провидение хранило их от быстрых колес проезжавших автомобилей.
Я должен сказать, что нервное возбуждение, которое мне приходилось переносить каждый раз после очередного бегства моей жены из клиники, фокусировалось только на Маше. Мне трудно было обобщать это явление с множеством подобных случаев, которые были, по выражению персонала клиник, обычным, тривиальным явлением в практике таких заведений. Но я все время задавал вопрос персоналу: неужели существуют такие правила игры, которые допускают превращение больных в кандидатов на смерть? Ведь никто не может даже представить, не говоря уж о том, чтобы предотвратить то, что ожидает этих странников на неизвестных им дорогах, полных опасностей и угроз даже для вполне здорового человека. Как может справиться со всем этим человек с деформированной психикой, абсолютно не воспринимающий себя как личность и не осознающий свое участие в этом странном и незнакомом мире?
Неужели практика использования, например в США, средств слежения за преступниками и уголовниками, обеспечивающих их опознание, постоянное местонахождение и предотвращающих бегство, неприменима к больным людям, которые из-за отсутствия необходимого ухода и надзора, беспрепятственно покидают лечебницы и бесцельно плутают по лабиринтам такой опасной для них жизни. Я высказал свое суждение главному врачу этой клиники, вернувшемуся из отпуска, и получил ответ, что идея хорошая, но средств на это нет.
В общей сложности, за период пребывания в клинике с 16.07.93 по 30.08.93 Маша восемь раз покидала ее. Нечего и говорить о том, что никакого лечения к ней все это время не применялось.
И снова я с радостью забирал Машу из больницы. Мне казалось, что я навсегда увожу ее из этих холодных казенных палат. Я решил, что впредь никогда не отдам свою жену в чужие руки. Святая наивность! Сколько раз я еще буду сталкиваться с людьми, которым не хватает самого главного — доброты, гуманности, человечности.
Прошло почти двадцать лет со времени этих событий. Ничего не изменилось ни в смысле законов, ни в смысле оснащения больных соответствующими устройствами. В 2001 году центральное телевидение Австрии показало сюжет, который напомнил мне эти когда-то живые события. Именно из этой клиники отлучился пациент с БА. Мало того, пациент страдал острой формой диабета и должен был регулярно принимать соответствующие медикаменты. Пациент пропал, и случай рассматривался как обычный, т. е. после многочасового отсутствия была оповещена полиция. Никто и не задумывался о том, что надо интенсифицировать поиски, никто не поставил родственников в известность о случившемся. В результате человек погиб от диабета. Вдова погибшего подала в суд на руководство клиники и выиграла процесс. Только после этого сдвинулось с места понимание проблемы. Она стала принимать очертания закона, охраняющего больных от так называемого халатного недосмотра.
А вот сообщение «Венского курьера» от 07.02.2006, согласно которому полиция уже второй день интенсивно ищет пропавшего из этой же лечебницы пациента, страдающего отсутствием памяти. И как тогда, с наступлением третьей ночи безрезультатные поиски прекращаются — полиция хочет спать. Очевидно, и пропавший устраивается на ночлег…
А уже на следующий день полиция находит замерзшего человека.
Приют
Вернемся к тем дням, которые последовали после возвращения Маши домой. К счастью, нам удалось найти даму, которая обеспечивала на протяжении 3 лет безмятежное пребывание моей жены дома. Женщина ухаживала за Машей и занималась домашними делами. Их отношения стали дружескими. У Маши был строгий распорядок дня. Но шло время, и становилось ясно, что жена не способна продолжать обычный образ жизни. Она переставала понимать самые обыкновенные вещи, совершать простые действия. Например, во время приема пищи, могла обходиться без столовых приборов, брать еду руками, причем даже из чужой тарелки. Она сделалась небрежной, неаккуратной, чего не бывало с ней раньше. Будучи здоровой, она, напротив, всегда вела борьбу с подобными недостатками. Было нестерпимо больно наблюдать, как она сосредоточенно и долго собирала со стола крошки, а затем бросала их на пол. Большие трудности приходилось испытывать во время процессов одевания и раздевания. Ее руки, подобно рукам маленьких детей, не попадали в рукава. Нарушилась координация движений. Даже такую простую процедуру, как чистка зубов, она уже не могла выполнять самостоятельно, становясь все больше и больше зависимой от посторонней помощи. Жизнь заставляла смиряться с происходящим и радоваться тому, что еще оставалось от прежней Маши.
Горько было видеть, как взрослого человека захлестывает волна полного невосприятия мира, и как этот мир платит ему той же монетой, не проявляя ни сострадания, ни поддержки. В подтверждение моих последних слов хочу привести несколько примеров. Вот первый. Долгое время, регулярно, из месяца в месяц я, Маша и ее сиделка вместе ходили на почту получать Машину пенсию. Однажды, когда сиделка находилась в отпуске, я отправился на почту один. Стояла очень холодная погода, несколько дней шел противный осенний дождь, и поэтому Машу с собой я не взял. Кассир, которая хорошо нас знала и неоднократно выдавала нам деньги, на сей раз выдать деньги отказалась. Я показывал ей паспорт жены и свой, я объяснял ей причину невозможности присутствия Маши, но так и не смог уговорить эту блюстительницу закона. Пришлось прийти к ней еще раз, но уже вместе с женой.
