До изобретения вакцинации единственным средством профилактики оспы была вариоляция. Этот метод был придуман много столетий тому назад на Дальнем Востоке. Метод заключается во внесении в маленькую ранку гноя из оспенной пустулы. У привитого таким образом человека оспа развивается в легкой форме. Несмотря на то что привитая таким способом болезнь редко оказывается смертельной, она формирует такой же иммунитет, как и обычное заболевание, возникшее от контакта с больным, когда источником инфекции является его слюна и носовой секрет. Вариоляция была введена в Англии усилиями леди Мэри Монтегю, жены британского посла при турецком дворе. В 1717 году леди Монтегю писала своей подруге: «Сейчас я расскажу вам одну вещь, которая, несомненно, заинтересует вас и заставит пожалеть о том, что вы находитесь не здесь. Оспа, эта смертельная и такая распространенная болезнь, здесь является совершенно безвредной в результате изобретения прививки, как ее здесь называют. Здесь есть несколько пожилых женщин, занимающихся этими прививками. Женщины делают их каждую осень, в сентябре, когда спадает летняя жара. Люди посылают друг к другу, чтобы узнать, не хочет ли кто-нибудь в их семьях сделать оспенную прививку. Затем люди собираются на вечер (обычно приходят пятнадцать– шестнадцать человек), а потом является одна из упомянутых пожилых женщин с флакончиками, в которых содержится первосортный оспенный материал. Старуха спрашивает, какую вену пациент хочет предложить для пункции. Потом старуха втыкает в вену толстую иглу (это не больнее, чем пустяковая царапина) и вводит через нее такое количество яда, которое умещается на кончике иглы, а затем прикрывает рану ореховой скорлупой. Таким образом эта женщина открывает за вечер четыре или пять вен. Дети, прошедшие прививку, продолжают как ни в чем не бывало играть друг с другом и находятся в добром здравии следующие восемь дней, после чего у них начинается лихорадка, из-за которой они находятся в постели в течение двух, самое большее трех дней. На лице появляется двадцать, реже тридцать оспин, которые не оставляют после себя следов. Через восемь дней прошедшие прививку люди чувствуют себя так же хорошо, как и до болезни. Тысячи людей уже подверглись этой операции, а французский посол говорит, что считает оспенную прививку своего рода развлечением, похожим на поездку на воды, каковую практикуют в других странах. До сих пор от прививки никто не умер, и вы можете убедиться в моей уверенности в ее безопасности, ибо я собираюсь сделать такую прививку моему дорогому сыну. Я достаточно патриотична, чтобы взять на себя труд сделать прививку модной и в Англии».
Профилактика оспы, однако, не была принята в Англии с таким патриотическим пылом, коим руководствовалась леди Монтегю, собираясь внедрить вариоляцию на родине. Сама практика вариоляции и ее горячая сторонница подверглись ожесточенным нападкам. Лорд Уорнклифф в своем издании писем и сочинений леди Монтегю пишет: «Никто не может теперь даже вообразить, каким пылким, каким устрашающим и, можно добавить, каким неблагодарным оказалось это предприятие. Те, кто аплодировал леди Монтегю, могли, естественно, прийти к выводу о том, что коли эксперимент был поставлен и оказался успешным, то леди остается лишь с торжеством сесть на высокий трон и выслушивать благодарности и благословения от соотечественников. Но все вышло совершенно по-иному. Леди Мэри утверждала, что в течение четырех-пяти лет после возвращения в Англию она почти каждый день сожалела о своем патриотическом начинании. Она клялась, что никогда не сделала бы попытки распространить вариоляцию, если бы знала, с какими нападками, преследованиями и даже оскорблениями ей придется столкнуться. Начались яростные протесты против вариоляции и против леди Мэри. Это было просто неслыханно. Ученые медики ополчились против нее все, без исключения, предсказывая неудачу и катастрофические последствия; духовенство поносило ее с кафедр, утверждая, что это нечестие вырывать болезнь из рук Провидения; простых людей науськивали на леди Мэри, как на дурную мать, которая рискнула жизнью собственного ребенка».
В Массачусетсе роль леди Мэри играл Коттон Матер, и, подобно ей, снискал множество врагов в своих попытках внедрить в обществе вариоляцию. Историю его усилий лучше других описал Оливер Уэнделл Холмс:
«В 1721 году, после девятнадцати лет передышки, снова разразилась эпидемия этой болезни [оспы]. В тот год случилось так, что Коттон Матер, просматривая – согласно своему обычаю – всю доступную ему печатную продукцию и тщательно ее пережевывая, наткнулся на сообщение о вариоляциях при турецком дворе. Он поговорил о вариоляции с несколькими врачами, которые не обратили особого внимания на эту историю, вероятно, потому, что прекрасно знали причудливые медицинские предпочтения Коттона Матера. Им, выражаясь современным языком, смертельно наскучило слушать поучения «ангела из Бетесды»…
Преподобный Матер – здесь я пользуюсь обращением, каковое он сам часто употреблял в отношении своих почтенных братьев, – преподобный Матер на этот раз был прав, а врачи ошибались».
Один из врачей, доктор Бойлстон, последовал советам Матера. Холмс продолжает: «Двадцать седьмого июня 1721 года Забдиль Бойлстон сделал вариоляцию своему единственному сыну – это был первый случай вариоляции в Новом Свете. Это стало историей неистового сопротивления вариоляции; история о том, как Бойлстон подвергся осмеянию толпы, о том, как в окно дома Коттона Матера бросили гранату; о том, как шотландец Уильям Дуглас, о котором было отечески сказано, что он «был вполне положительным, а временами и аккуратным», и когда-то возражал против вариоляции, но затем стал ее ярым проповедником; о том, как француз Лоуренс Далонд свидетельствовал о катастрофических последствиях прививки; о том, как Эдмунд Мэсси, проповедник Сент-Олбанской церкви, протестовал против греховной практики изменять природное течение событий самоуверенным вмешательством, что могут позволить себе лишь атеисты и насмешники, язычники и неверующие, но, несмотря на эту пламенную проповедь, напечатанную впоследствии в Бостоне, большая часть новоанглийского духовенства дерзко выступила в защиту вариоляции… Отдайте должное Коттону Матеру, противопоставьте это доброе дело его же письму Джону Ричардсу, в котором Матер рекомендует поиск ведьмовских отметин и испытание водой, что означает, что вам следует бросить в воду свою бабушку, если у нее на руке оказалась родинка. Если она выплывет, то она – ведьма, и ее надлежит повесить; если же она утонет, то Господь смилостивится над ее душой!»
Практика вариоляции понемногу распространилась и принесла немалую пользу в профилактике оспы. Но у вариоляции был один существенный недостаток. Человек, которому делали инокуляцию оспенного материала, заболевал натуральной оспой, и, несмотря на то что болезнь протекала очень легко, этот больной был источником заражения, от которого оспой могли заразиться не болевшие этой инфекцией окружающие. В случае такого заражения у жертвы его оспа протекала так же злокачественно, как и в случае заражения от тяжелобольного. Получивший прививку человек, обезопасив себя, мог стать источником начала настоящей эпидемии. Сама доброкачественность привитой оспы представляла собой большую опасность. Люди всегда избегали посещать дома, где находились больные страшным недугом, который уносил жизни трети или четверти всех заболевших. Однако привитая оспа протекала так легко, что не вызывала ужаса у окружающих, и ничто уже не могло сдержать распространение инфекции. Вариоляция могла стать надежным инструментом предотвращения эпидемии только в тех случаях, если все жители определенной местности получали прививки. В противном случае привитый человек мог стать источником начала настоящей эпидемии, способной унести множество жизней. По этой причине вариоляция была законодательно запрещена после введения в практику вакцинации против оспы.
