Два столетия назад, когда начали практиковать вариоляцию, карантин в отношении больных оспой соблюдался не так тщательно, как в наши дни в большинстве стран. Люди были предоставлены самим себе в попытках избежать контакта с больными. Неадекватность противооспенного карантина в 1864 году становится очевидной, если принять во внимание несколько примеров, приведенных сэром Джеймсом Симпсоном, который пытался ввести принудительную изоляцию. В то время вакцинация уже повсеместно заменила вариоляцию. Комментируя распространение оспы в Великобритании и безразличие общества к смертям, которые можно было предотвратить, Симпсон пишет:
«Такие цифры, как эти (9425 смертей в течение 1864 года), едва ли способны донести до среднего ума идею об опустошительном и убийственном воздействии вспышек этой болезни; положение усугубляется тем, что эта смертность рассеяна среди всего населения острова. Но если вдруг случится так, что какая-то великая катастрофа уничтожит все население графств Нерн или Кинросс, или убьет все население такого города, как Личфилд, Райпон или Уэллс, или истребит четыре или пять армейских полков или убьет в пять-шесть раз больше граждан, чем заседает в палате общин, – то такое событие, несомненно, приведет в ужас публику и ее пастырей. Будут приняты драконовские меры с тем, чтобы предупредить повторение катастрофы, если это вообще окажется возможным. Так можно ли предотвратить такое же истребление людей, каковому наше общество подвергает оспа – причем не единожды, не один год, а постоянно и много лет? Я полагаю, что да, можно. Более того, я уверен, что гигиенические меры, необходимые для такой профилактики, не окажутся для страны ни слишком трудными, ни слишком дорогостоящими, ибо позволят спасти сотни, если не тысячи людей от смерти, причиняемой болезнью, которая даже если и щадит свою жертву, то очень часто оставляет ее безнадежно изуродованной.
Законодатели не испытывают ни малейших колебаний, куда сильнее вмешиваясь в случаях других болезней. Например, закон требует изоляции любого человека, пораженного безумием и патологической жаждой убийства, будь он богат или беден, если он угрожает жизни своих сограждан. Если, согласно закону, каковой никто не считает слишком жестоким или суровым, безумцев лишают возможности лишать жизни других людей, то почему должен считаться жестоким и суровым закон, согласно которому людям, больным оспой, будет запрещено распространять смертельную болезнь, заражая ею всех чувствительных к ней лиц, которым выпадет несчастье оказаться рядом с больным? Маниакальные убийцы в среднем убивают по восемь – десять своих сограждан. В сравнении с этим больные оспой убивают на наших островах сотни людей каждый.
КАРАНТИН
Гравюра Домье. Во времена королевы Елизаветы двери домов больных чумой помечались зелеными крестами, а позже – красными крестами и надписью: «Господи, помилуй нас». По-итальянски карантин означает «сорок дней», таков был – по библейским соображениям – срок изоляции
Главное в предупреждении распространения оспы в любом городе, в любой деревне или селе и в ее искоренении методом, который я осмеливаюсь предложить, будет в основном состоять – если, конечно, он будет применен на практике – в изоляции самых первых случаев. Некоторое время назад один мой друг и коллега, которому я изложил свои взгляды, возразил, что, например, в городе Лисе, где эпидемии оспы были в 1861 и 1862 годах, число больных было сразу так велико, что использовать мои предложения было бы просто невозможно. Однако доктор Паттерсон, практиковавший в Лисе, любезно сообщил мне, что во время вспышки оспы в городе он решил выяснить ее причину и пришел к следующим выводам: какая-то нищенка или бродяжка из Ньюкасла принесла с собой в Лис ребенка, больного оспой и покрытого массой оспенных пустул. В Лисе нищенка поселилась в ночлежке, битком набитой беднейшими из бедных. Многие обитатели этой и других ночлежек, вместе со своими детьми, посещали помещение, где жила та женщина со своим больным ребенком. К тому времени, когда магистрат поручил доктору Паттерсону проинспектировать этот многоквартирный дом, несколько человек в нем уже умерли от оспы, занесенной в Лис упомянутой нищенкой. Вскоре болезнь распространилась по всему городу. Мне сообщили, что в результате в Лисе умерли 99 человек, а многие сотни стали калеками и инвалидами, выжив после болезни. Но если бы закон требовал сообщать в магистрат о самых первых случаях заболевания оспой и если бы этих больных немедленно изолировали в госпитале или другом надежном месте, то удалось бы избежать такой высокой смертности и заболеваемости. Изоляция первых – пусть даже их было бы десять или двадцать – больных не могла стоить дороже, чем гробы для девяноста девяти умерших больных. Взрыв порохового склада в форте Лиса едва ли смог бы причинить такой же ущерб и унести столько жизней, сколько унесла одна-единственная нищенка и ее больной ребенок. Но при этом как тщательно мы остерегаемся первой опасности и с каким небрежением относимся ко второй!»
Извещение обо всех случаях инфекционных заболеваний, требуемое законом, и обязательная изоляция больных стали настолько общепринятой практикой в цивилизованных странах, что нам трудно понять безразличие и даже противостояние в отношении этих мер, существовавшие всего несколько лет назад. То, что описывает Симпсон, сегодня сочли бы совершенно недопустимым и немыслимым: «Мне несколько раз сообщали о нищих, побиравшихся на улицах Эдинбурга и других городов. Эти нищие пытались разжалобить прохожих, поднимая на руках детей, покрытых оспенными струпьями, едва ли не поднося этих детей к лицам тех, у кого они выпрашивали милостыню, и подвергая этих людей неслыханной опасности заражения. Не так давно в Глазго видели женщину, продававшую в школе сладости детям. Лицо и руки этой женщины были покрыты оспенными пустулами…»
Сегодня закон, под угрозой уголовного наказания, требует от каждого врача сообщать органам здравоохранения о каждом случае острого инфекционного заболевания. По получении такого извещения власти изолируют больного человека. Эта изоляция не затрагивает других граждан. Это ограничение личной свободы касается только заболевших, и в отношении их возникает смешанное с жалостью чувство, весьма напоминающее враждебность. Одна только изоляция больных оспой не может ограничить распространение болезни, так как случай оспы может быть выявлен уже после того, как болезнь зашла далеко, а больной успел заразить кого-то из своего окружения. Необходимой и самой главной частью профилактики является вакцинация. Однако вакцинация требует активного участия всех граждан. Законы о принудительной вакцинации и неукоснительное проведение в жизнь этих законов являются лучшим индикатором зрелости общества и его цивилизованности, чем тщательный карантин, который исполняют правительственные чиновники по долгу своей службы.
Вакцинация против оспы была введена в медицинскую практику в Англии в 1798 году врачом из Глостершира Эдвардом Дженнером. В местности, где он жил, было давно замечено, что доярки, заражавшиеся от коров коровьей оспой, становились невосприимчивыми к оспе натуральной. При коровьей оспе на вымени животных и на руках доярок возникают язвы, похожие на оспенные поражения, но сама болезнь протекает очень легко. Болезнь эта незаразна. Едва начав свое медицинское образование, Дженнер пришел к мысли об использовании этого факта в профилактике натуральной оспы. Позже, учась в Лондоне у Джона Гунтера, Дженнер поделился этой идеей с наставником. Гунтер дал ученику характерный для этого великого хирурга и ученого совет: «Не раздумывайте, пробуйте; будьте терпеливы и точны». Дженнер вернулся домой. Восемнадцать лет он терпеливо изучал результаты своих наблюдений о профилактическом действии коровьей оспы на заболеваемость натуральной оспой. В 1796 году он был готов испытать свою идею на практике. Первую вакцинацию Дженнер провел деревенскому мальчику Джеймсу Фиппсу, введя ему материал из язв доярки Сары Нелмс, заразившейся коровьей оспой от животных, которых она доила. Два месяца спустя Дженнер ввел мальчику гной из пустулы оспенного больного, но Джеймс Фиппс не заболел.
