У греков не считалось зазорным иметь дело с проституткой; напротив, в Риме соитие с проституткой считалось супружеской изменой и наказывалось по закону. До самого упадка Римской империи ни один известный человек не заходил в публичный дом, не прикрыв лица. Так поступал даже дегенерат Калигула. Но, несмотря на законы и запреты, проституция в Риме процветала. Терпимость к проституции поощряла преступную супружескую неверность. Попрание законов самими императорами развращало простых граждан, приводило к упадку нравственности. Переставали действовать законы и обычаи, поддерживавшие хотя бы видимость целомудрия и уважения к брачным обязательствам. Половая распущенность в Греции поддерживалась традицией и касалась только мужчин; в Риме, с вырождением законов и обычаев, половая распущенность коснулась обоих полов. У греков проститутка могла подняться до высот верховной власти, как это произошло с Аспазией; в Риме же даже высокородная матрона могла деградировать до уровня уличной проститутки. Имя Мессалины, жены императора Клавдия, дошло до наших дней, став символом женского распутства.
В римской распущенности было нечто монументальное, нечто внушающее трепет. Пиры были обильными, роскошными, экстравагантными и чувственными. В общественных банях, отличавшихся великолепными архитектурными формами, в интимной близости мылись представители обоих полов. Но среди всего этого блистательного порока средние проститутки оставались такими, какими они были во все времена и эпохи. К тому же грязные девицы были переносчиками венерических болезней. Обычные римские проститутки работали под низкими арками, покрывавшими проходы вдоль общественных зданий и частных домов. Вонь, поднимавшаяся из этих проходов, вошла в пословицы. Арочные переходы, своды, по-латыни называются fornices, откуда английское слово fornication – «прелюбодеяние».
На болоте римской безнравственности выросла христианская религия. Первоначально ее возвышение не было искажено позднейшим богословием. Последователи раннего христианства являли образцы добродетели – милости и братства всех людей. Языческие философы учили добродетели и восхваляли красоту. Они убеждали людей следовать в своих поступках разуму; но для них добродетель, красота и разум были интеллектуальными качествами. Их надо было познавать, как познают науки в процессе школьного образования. Но очень немногие люди способны усвоить интеллектуальные качества; массы остаются к ним равнодушными. Христианская религия учила добродетели, основанной на любви. Это не только и не столько интеллектуальное качество; это эмоция, свойственная любому человеческому существу. Религия взрастала, но в течение первых двух с половиной столетий сохраняла свою первоначальную чистоту. Христиан преследовали, но эти преследования только укрепляли страстную веру и религиозный энтузиазм. К исходу III столетия христианство стало признанной в Риме религией, но, став признанной религией, оно переняло очень многое у самих римлян.
В христианстве целомудрие является религиозной добродетелью. В течение первых двух с половиной веков христианства среди последователей этой религии было много мужчин и женщин, которые, стремясь к религиозному совершенству, воздерживались от брака и жили не только в целомудрии, но и в половом воздержании, подвергая себя строгому суровому самоотречению. Эти ранние христиане на деле следовали заповедям своей религии; конфликты вначале были редки, они не погружали в отупение верующих, не побуждали их к отступничеству из-за иссушающих дебатов по поводу богословских тонкостей. Но концепция целомудрия оказалась слишком идеалистической; на практике люди не могли ей следовать. В своем энтузиазме великие религиозные пророки недооценили силу полового инстинкта.
Половой инстинкт невозможно искоренить. Он является таким же основополагающим, как инстинкт самосохранения. Возможно, он еще более фундаментален. Половой инстинкт вплетен в ткань человеческого характера. При попытке подавить инстинкт уродуется и искажается характер. Избавиться от него невозможно. С другой стороны, силу полового инстинкта можно направить в другое русло, в русло творческой работы, созидательного труда. Великие реформы и великие дела не совершают бесполые существа, лишенные мужественности. Великие дела являются результатом конверсии или сублимации мощного полового инстинкта. Святому нужна немалая толика воинственности для того, чтобы решиться на подвиг мученичества, и мужество он черпает в своем половом инстинкте. Ранние христиане сублимировали свой половой инстинкт в энтузиазм, с которым они распространяли свою новую религию. Но со временем это подвижничество начало терять первоначальный пыл. Половой инстинкт остался, осталось и понятие о религиозном целомудрии, которое начали путать с безбрачием. Давление вытесненного инстинкта заставило сосредоточить внимание на воздержании и безбрачии. Под уродующим влиянием богословской интерпретации главной добродетелью религии становится целомудрие. Вся нравственность сосредоточилась на сексе. Идеалом целомудрия стала не чистота супружеских отношений, но полное подавление половой стороны человеческой природы. Делом религии стало искоренение естественного влечения. Если для полового инстинкта не находится выхода – либо естественного, либо сублимированного, – то он приводит к странным изменениям в характере людей. Попытка искусственного подавления полового инстинкта напоминает воздействие пальца на капельку ртути. Нажатие не может разрушить шарик, но может сильно его деформировать.
Одним из самых странных проявлений подавленного полового инстинкта стало отшельничество святых. Мужчины и женщины оставляли свои дома, покидали жен и мужей и вели бессмысленную жизнь отшельников и пустынников. Многие ранние христиане жили, соблюдая истинное безбрачие, но они жили в общине, вносили свою лепту в ее единение и сохранение. Удалившиеся в пустынь святые, движимые аскетическим безумием, мучимые инстинктом, который они пытались подавить, отвергали мир и обрекали себя на одинокое существование. Прячась от мира, они вели борьбу со своим инстинктом.
Они подвергали себя безумным пыткам, чтобы ослабить соблазнительные видения, возникавшие перед их взором. От тщетности таких попыток у отшельников возникали видения; пустынники называли их искушениями. Эти несчастные создания, жертвы дразнивших их инстинктов, доходили в своем неприятии мира до того, что отказывались мыться и бриться. Чистота тела рассматривалась как вызов чистоте души. Это отношение лучше других выразил святой Иероним: «Разве кожа ваша грубеет от отсутствия мытья? Кто омылся кровью Христа, тому не нужна вода». Святой Антоний никогда не опускался до того, чтобы мыть ноги. Эти нелюдимые, смердящие и истощенные эгоисты, лишенные знаний, патриотизма и естественных привязанностей, проводившие свою жизнь в нескончаемой череде бессмысленных и отвратительных самоистязаний, стали святыми христианской религии. Они стали образцами ложного понимания целомудрия и извращения полового инстинкта. Эти мужчины и женщины, покрытые омерзительной пленкой засохшей грязи, загнанные в угол отчаянием перед владевшими их умами инстинктами, представляются нам церковью как примеры, коим следует подражать. Их целомудрие считалось предпочтительнее вступления в брак. В качестве компенсации за мучения они надеялись на спасение и вознаграждение в ином мире.
Святой Симеон Столпник являет собой примечательный пример пустынника-анахорета. Он так тесно обвязал тело веревками, что они впились в плоть, и она омертвела в местах сдавливания. В гниющих язвах на ногах поселились черви. В течение года, что святой Симеон простоял на одной ноге, рядом с ним находился помощник, который подбирал с земли упавших с язв червей и возвращал их на прежнее место, а святой говорил червям: «Ешьте пищу, данную вам Господом». По смерти Симеон был объявлен святым высочайшего ранга и примером для подражания другим отшельникам.
