Рудольф Вирхов (Пруссия, 1821–1902) — основатель клеточной патологии*
«Только клетка является носительницей жизни и одновременно также носительницей болезни, так как болезнь это тоже жизнь, только в изменившихся условиях», — говорил Вирхов. Он был первым ученым, который сделал правильное заключение, что всякая клетка может образоваться только из другой клетки. Эта теория определяла известный прогресс в развитии медицины и позволила понять причины многих заболеваний, в частности, механизм возникновения раковых опухолей. Теория Вирхова удовлетворительно объясняла также причины воспалительных процессов и защитную роль в этих процессах белых кровяных телец.
Сейчас любопытно и печально перечитывать во 2-м изд. БСЭ (1951. Т. 8., С. 158) такие слова: «Советская биологическая наука опровергла эту догму Вирхова. О. Б. Лепешинская экспериментально доказала, что клетки могут происходить не только путем деления существующих клеток, но также и в результате развития живого вещества, не имеющего клеточного строения
[18]
».
Заслугой Вирхова является также строительство первой канализации в Берлине, что было совершенно необходимо, так как в одном только 1861 году в Берлине умерли от холеры 20 тысяч человек. Во время франко-прусской войны 1870–1871 годов Вирхов организовал полевые госпитали в небольших бараках, стараясь избежать большого скопления раненых для предупреждения заболеваний больничной горячкой. Идея организации специальных санитарных поездов для эвакуации раненых тоже принадлежит Вирхову.
И. М. Сеченов (1829–1905) и С. П. Боткин (1832–1889)
«Сеченов цитировал своего учителя Топорова, который говорил, что мы без микроскопов и градусников Топоровку нажили, это — доходные дома. Была такая гениальная фраза профессора терапии, который учил Сеченова и Боткина. Он не признавал ни градусников, ни микроскопов — вот уровень образования, отталкиваясь от которого два выдающихся сына страны отправились в Германию. Один из них, Боткин, вернулся с клеточной патологией и функциональной диагностикой, а потом очень быстро и с функциональной гематологией, которую он запустил через Михаила Владимировича Яновского. А другой приехал с электрофизиологией от Людвига». <…>
«Сергей Петрович видел будущее медицины в клеточном анализе патологии, в клеточном субстрате патологии. Сеченов выслушал и написал, что клеточка — не более, чем внешняя среда источника патологии, а суть патологии — молекулярная. Боткин не понял. Видимо, спор был жарким, и тогда Боткин сказал Сеченову: „Тот, кто путает конец и начало, у того в голове не мозги, а мочало“. И они перестали разговаривать. Мирил их венский патофизиолог Людвиг. Он им написал письма о том, что два выдающихся сына русского народа не могут быть в ссоре. Но они друг друга не понимали. Вернее, Боткин не понимал Сеченова, а Сеченов все понимал. Он понимал, что клетка не сама по себе больна, в ней болен некий субстрат. Пройдет немножко меньше столетия, прежде чем Олин откроет молекулярный материальный субстрат серповидной клеточной анемии, откроет эпоху молекулярной патологии. А предсказана она была, опубликована, продумана Иваном Михайловичем Сеченовым. <…> Сеченову предложили подать в Академию. Он говорит: „Нет, вот господин Рихтер, он гораздо Сильнее меня“. Ему говорят: „Иван Михайлович, ну, этой немчуры в Академии хватает, подавайте, нельзя так“. Он говорит: „Что?! Чтобы я, русский интеллигент, подал в Академию, потому что представитель нации, меня учившей, вам не нравится! Чтобы я пересек дорогу человеку, которому я обязан всем! Не будет этого“. Его в Академию не выбрали, конечно».
Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 722
Роберт Кох (Германия, 1843–1910)
Открытие возбудителя туберкулеза*
Р. Кох в молодости мечтал стать корабельным врачом и совершать далекие путешествия. Но когда он в возрасте 23 лет окончил медицинский факультет Геттингенского университета, то поступил на должность ассистента в Гамбургской больнице для умалишенных. Вскоре он перешел на должность уездного врача в Вольштине, близ Познани. Супруга Коха подарила ему в день 28-летия микроскоп. С тех пор Кох целые дни проводил у микроскопа и даже сердился, когда очередные пациенты отрывали его от интересного занятия. Микроскоп, купленный как игрушка, стал вскоре причиной супружеских разногласий. Кох потерял всякий интерес к частной практике и даже возненавидел ее, так же, впрочем, как его супруга возненавидела микроскоп. Но Кох не обращал на это внимания. Он непрестанно вел какие-то исследования, ставил опыты и, вдобавок, завел в доме целое стадо мышей, которое запаскудило всю квартиру. О результатах своих работ Кох уведомил профессора ботаники Вроцлавского университета Фердинанда Кона. Вскоре он получил приглашение приехать. Захватив микроскоп и клетку с мышами, завернутую в газету, и усевшись на скамью вагона пассажирского поезда, Кох достал из кармана письмо профессора, полученное два дня назад. Перечитал его в сотый раз: «Ваша заслуга для науки колоссальна: прошу Вас, приезжайте немедленно и покажите нам свое открытие…»
Слухи об опытах французского химика Луи Пастера с животными, болевшими сибирской язвой, утверждавшего, что все болезни вызываются бактериями, давно доходили до Роберта Коха. Кох решил убедиться, правда ли, что сибирская язва вызывается бактериями. Стал изучать под микроскопом кровь больных животных и нашел в ней массу мельчайших палочек, которых никогда не было в крови здоровых животных. Чтобы убедиться, виновны ли палочки в болезни, доктор Кох стал прививать их мышам. Он делал надрез на спине совершенно здоровой мыши и вкладывал в рану острую щепку, предварительно смочив ее в крови больной овцы. Мыши сдыхали на следующий день, а в их крови доктор Кох находил такие же бактерии, как в крови овцы, болевшей сибирской язвой. Убедившись в болезнетворности бактерий, необходимо было теперь найти способ их размножения. После многих опытов Коху пришло в голову изготовить специальные отшлифованные стеклышки, с помощью которых в висящей капле сыворотки крови можно было под микроскопом увидеть, как одна бактерия сибирской язвы распадается на две, эти в свою очередь делятся на четыре, из четырех возникает восемь и так далее; оказалось, что за короткое время возникают тысячи и миллионы бактерий, которые заполняют все органы больного животного. Значит, сибирская язва вызывается болезнетворными бактериями, имеющими форму палочек.
Далее Кох задумался над тем, можно ли найти бактерии туберкулеза, болезни, которая тогда пожирала множество жертв. В Германии от туберкулеза умирал каждый седьмой житель, и против этой страшной болезни врачи были совершенно бессильны. Хотя медицина испокон веков считала туберкулез наследственной болезнью, Кох начал интенсивные поиски ее бактерии. Для первого опыта Кох использовал труп молодого рабочего, умершего от скоротечной чахотки. Он исследовал под микроскопом органы покойника, в основном легкие, усеянные узелками, возникшими во время болезни, но никаких микробов не обнаружил. Тогда Кох решил применить окраску препаратов на стеклышке; сделав мазок из субстанции, взятой из легкого, он высушивал его и затем помещал в раствор красителя синего, красного или фиолетового цвета. Рассматривая однажды под микроскопом такой препарат, окрашенный в синий цвет, Кох заметил между тканями легкого многочисленные тоненькие палочки, которые группировались по несколько штук сразу, наподобие коробки с папиросами. Одну палочку он нашел внутри клетки.
