Я знаю, доля твоя нелегка,
Но ты оказалась сильней —
Одолела все и насквозь прошла
Путь через царство теней.
Из поэмы Арне Гарборга «Хаугтюсса» (1895)
Вступление
Реальным фактом моего прошлого является то, что я болела шизофренией. Этот факт стал неотъемлемой частью моей истории и наложил свой отпечаток на меня сегодняшнюю. Таким же реальным фактом моей жизни является то, что сейчас я здоровый человек, не нуждающийся в медицинской помощи. Это не период «временного улучшения», не результат того, что я «успешно справляюсь со своими симптомами», я действительно здорова и работаю клиническим психологом, живу нормальной жизнью и большей частью вполне счастлива. Можно подумать, что мой случай — это нечто фантастическое, ведь мне годами твердили, что моя шизофрения — хроническое заболевание. Мне говорили, что я никогда не поправлюсь и должна буду уживаться со своими симптомами, но это оказалось ошибкой.
Во время болезни мне так нужно было хоть немножко надежды! Я изо всех сил старалась за нее цепляться, но часто оказывалось, что никто, кроме меня и моих близких, не верил, что моя жизнь когда-нибудь станет лучше. Я по себе помню, как горько было жить без надежды, поэтому, выздоровев, я стремилась поделиться с другими той надеждой, которой мне так не хватало самой, когда я болела. Не потому что я думаю, будто моя история приложима ко всем людям, а потому что, на мой взгляд, очень важно никогда не терять надежду. Я выступала с лекциями и написала книжку «Завтра я всегда бывала львом». В ней говорится о том, как незаметно подкрадывается подменяющий реальность психоз, о «Капитане» и других голосах, которые поселились у меня в голове и стали частью моей действительности, о том, как я сама себя калечила, о своих госпитализациях и рецидивах. Но главное, о чем в ней говорится — это надежда.
Я знаю, что не всем дано выздороветь, как мне. Многие люди с самым разными диагнозами проводят значительную часть своей жизни во власти болезни. Это нелегко пережить, потому что болезнь приносит страдания. Особенно тяжело переносить свою неполноценность в условиях современного общества, для которого характерны культ достижений, индивидуализма и успешности. Я не забыла, каково это было — вести жизнь, не укладывавшуюся в рамки общепринятых и одобряемых правил, перейдя из рядов активных членов общества в разряд пассивных и опекаемых. Я считаю, что нельзя оценивать человека, исходя из результатов его деятельности, из уже достигнутых или ожидаемых от него успехов. Человек достоин уважения просто потому, что он есть.
Поэтому я хочу рассказать еще несколько историй. Все эти истории взяты из действительности, но поскольку для меня было важно сфокусироваться на системе, а не отдельных личностях, я изменила имена, место действия и другие подробности, по которым можно было бы узнать, о ком идет речь. У каждого человека есть недостатки и слабости, несмотря на все наши старания, мы часто совершаем ошибки. Мы подвержены недоразумениям, недопониманию, мы допускаем промахи, и с этим приходится как-то мириться. А вот сложившиеся системы, предрассудки, общие установки иногда полезно бывает перетряхнуть. И с этой задачей дело обстоит примерно так же, как с домашней работой: к ней приходится постоянно возвращаться, чтобы не зарасти грязью.
МЕЧТАТЬ
Бесполезен как роза
Встреча с тобой
Случилась на почте, вчера:
Длинная очередь, нервный стресс. —
И вдруг твой лепет — ты в детской коляске лежишь
Бесполезен как роза.
Как найти кров, одежду и пищу себе и другим,
Тебя не заботит.
Слабый и хрупкий, ты не добытчик,
Никому не приносишь ты пользы,
А только лежишь, как бутон ранним утром.
Но при виде тебя я улыбнулась.
Потом попыталась припомнить,
Когда мне еще доводилось
Улыбаться в очереди перед окошечком почты,
Как в этот четверг, под дождем?
И радость великая
Охватила меня от таких бесполезностей в мире,
Как розы,
Младенцы
И улыбка на губах.
Впервые меня госпитализировали, когда мне было семнадцать лет. Я попала в закрытое отделение для больных с острым психозом. Больница с трудом перебивалась из-за плохого финансового обеспечения и недостатка персонала. Там лежали пациенты, большинство которых страдало серьезными заболеваниями уже не первый год. Туда принимали только больных с ярко выраженным психозом при условии, что они представляли опасность для себя или для окружающих. Моя болезнь была достаточно серьезной, но если кто-то подумал, что за этим вступлением последует леденящий душу рассказ о разных ужасах, я вынуждена его разочаровать. Ничего ужасного со мной в больнице не происходило. Разумеется, такая серьезная болезнь несет с собой много тяжелого, но пребывание в больнице не принесло с собой никаких ужасов, главным образом, благодаря лечащему врачу, который мне достался. Им оказалась молодая женщина, еще совсем без опыта, зато она была идеалисткой и умным человеком, а самое главное, обладала человечностью и смелостью. Вдобавок она понимала важность необязательных, казалось бы, вещей.
В одну из первых встреч с нею я сидела в своей палате и плакала. За первую неделю моего пребывания в отделении мы уже несколько раз с ней беседовали и успели немного познакомиться. Она не назначала мне определенного часа, а просто заглядывала ко мне в палату, проходя мимо по каким-то важным делам. Помню, как я удивилась, когда она вдруг задержалась около меня и спросила, что случилась, почему я плачу. Хотя я болела не так уж давно, она все же поразила меня нормальностью своей реакции. В этом отделении слезы, как правило, анализировали, истолковывали и делали на их основании медицинские выводы, и совсем не часто на них реагировали простым вопросом: «Что случилось?». Уж не знаю, что заставило меня честно ответить на ее вопрос. Может быть, ее заботливая непосредственность застал а меня врасплох, может быть, я так тосковала, что мне было не до того, чтобы скрытничать, может быть, причиной были мои семнадцать лет, но я ответила, что за окном идет дождь. Конечно, это она и сама видела, и все-таки я сказала, что люблю гулять под дождем. Мне нравится ощущать, как мне на кожу сыплются бесчисленные капли, потому что я чувствую тогда, что живу, я люблю звуки и запахи дождя. Дождик дает мне почувствовать себя живой почти с той же силой, как порез на руке, который доказывает мне, что во мне течет живая кровь. Дождь — важная часть моей души. Но, к сожалению, сиделки, дежурившие в тот день, не придавали дождю такого значения, как я. По их мнению, погода в этот день была отвратительная, и остальные пациенты были с этим согласны. Ни у кого не было охоты выходить на прогулку. А я, раньше всегда выходившая гулять под дождем, впервые в жизни осталась взаперти, как наказанная. Дождик барабанил по стеклам, но открыть окно было невозможно, и дверь была заперта на замок. Мне оставалось только плакать. Разумеется, я не сумела объяснить доктору всего, что рассказала здесь, но сказанного было все же достаточно для того, чтобы она меня поняла. Она спросила, обещаю ли я ее не подвести, и взяла с меня честное-пречестное слово, что я обязательно вернусь, если она отпустит меня погулять. Само собой, я это пообещала. Если она сделает для меня такое доброе дело, то и я не подведу ее и никуда не убегу: я решила, что убежать еще успею как-нибудь в другой раз, но не сейчас, когда она сделала мне такую поблажку! Перед тем, как отпустить меня, она, конечно же, задала мне еще несколько вопросов, убедившись, что я не покалечу себя, что прогулка под дождем не усугубит мою грусть, что на прогулку я собралась не потому, что меня позвали какие-нибудь голоса. Затем она сказала сиделкам, чтобы те меня выпустили погулять, и спросила, не требуется ли мне непромокаемая одежда. Ее заботливость была мне очень приятна, но еще больше порадовало, что она, хотя и была врачом, с пониманием отнеслась к моему желанию промокнуть до нитки. Она только улыбнулась и пожелала хорошенько насладиться прогулкой. И я таки насладилась! На улице всюду журчала, звенела, хлюпала вода, с деревьев капало, и в каждой капле играли лучи уличных фонарей. В лужах, покрывавшихся рябью при каждом порыве ветра, золотом поблескивали лежавшие на дне опавшие листья: это зрелище вызывало у меня образ крадущихся леопардов. Рядом с больницей был крохотный лесок, который и рощей-то трудно было назвать, однако там все же было несколько деревьев, были камни, вереск и сырая земля — достаточно, чтобы ощутить терпкие запахи живой природы. На кочках кое-где еще встречались последние ягоды черники. Никому, кроме меня, не приходило в голову гулять при такой отвратительной погоде, и, будучи признанной сумасшедшей, я могла, усевшись на камне, распевать от радости песни и лакомиться черникой. Вольная передышка от строгого распорядка и стерильной белизны больничной системы!
