– Магазин-то есть, наверное, у них. Спросим у продавщицы… Хотя и магазина что-то не видно. Тормознем у первого дома, где увидим людей да поспрашиваем хозяев?
Скоро попался на глаза и сам магазинчик, обшарпанный со всех боков, на стенах которого, впрочем, пестрили наклейки «кока-» и «пепси-колы», а также реклама других бесполезных в глубинке товаров вроде чипсов, жевательных резинок и разных «проктер энд гемблов». Магазинчик оказался запертым на увесистый висячий замок.
Запыленный автомобиль вильнул колесами вправо и, съехав с растолченной тракторами дороги, остановился у дряхлого штакетника, ограждающего небольшой палисадник перед домишком в два окна на улицу. Резные наличники на окнах были украшены мелкой и заковыристой резьбой, а ставни демонстрировали путникам облупленную синюю краску.
Мой приятель и я почти одновременно вышли из машины, и в ту же секунду бегущая за автомобилем пыль накрыла нас. Мы зажмурили глаза, задержали дыхание и лишь спустя минуту смогли шагнуть к воротам, ведущим во двор.
Калитка в воротах была заперта изнутри, и, как это часто водится у русских людей, не имелось даже намека на кнопку для звонка, потому что и звонка-то никакого не существовало испокон веку в сельских домах. Роль звонка в таких случаях обычно исполнял какой-нибудь цепной пес Полкан, обрушивающий неистовый лай на незваных гостей. Теперь же приход чужаков никто не облаял, и мы замешкались на секунду, на ходу соображая о том, как поступить дальше.
Николай толкнул шаткую калитку, ведущую в палисадник и, шагнув к окну дома, дробно и решительно постучал в стекло костяшками пальцев.
Где-то в сенях послышались шаркающие звуки шагов. Хозяева, на наше счастье, оказались дома. Открыли, правда, не сразу – прошла целая вечность, как показалось приезжим, прежде чем хлопнула дверь и кто то невидимый нам, шаркая, прошел со двора к воротам. Наконец загремел железный засов, и дверь на воротах распахнулась.
На пороге стоял седой старик с обширной лысиной во всю голову и густыми, серебристыми усами. Он посмотрел на незнакомцев блеклыми, некогда голубыми глазами и, разглядев перед собой не своих односельчан, оживился, и взор его выразил некоторое любопытство.
– Добрый день! Вы простите нас, что потревожили. Мы у вас проездом, хотели спросить воды напиться. Задохнулись пылью, пока ехали, – заявил Николай, еще минуту назад и не думавший просить воды.
– Здравствуйте, – вторил ему я, – простите, ради бога, за беспокойство. Никого не видно на улице. Поэтому мы к вам постучались.
– Это завсегда, пожалуйста! Воды не жалко. А вы из Хопровска будете или из самой губернии? Проходите на двор, не пужайтесь – собачки нет у меня.
– Из губернии. Да вот машина еще по пути поломалась, выехали-то рано, да задержались в ремонте на дороге.
– Это бывает. Проходите в избу, отдохните чуток. Чай, не вдруг сразу опять поедете.
– Да мы лучше вот на лавочке присядем, в доме жарковато будет, а здесь тенечек.
– А! Ну, как пожелаете – садитесь тут. Я вам сейчас кваску принесу холодненького. Садитесь, садитесь.
– Хозяин, а как вас звать-величать?
– Иван Сидорович Измалков. Да тут у нас половина деревни Измалковых.
Хозяин скрылся за дверью, а мы, усевшись на лавочке, основательно вкопанной бревенчатыми ножками подле завалинки, стали с явным удовольствием осязать деревенские запахи.
Окружающий нас воздух разительно отличался от того, каким мы привыкли дышать. Несмотря на то, что к запаху сена и трав примешивался характерный в подобной местности запах навоза, это не только не портило воздуха, но, напротив, придавало ему неповторимый колорит. Хотелось глубже задышать полной грудью. Деревенский воздух, словно эфир, кружил наши утомленные жарой и дорогой головы.
Николай достал из кармана пачку сигарет, но, словно вспомнив что-то, положил ее обратно.
– Угости лучше хозяина, – кивнув на сигареты, предложил я.
– Эх! Хорошо, черт возьми, в деревне! В городе народ чахнет. А здесь какой воздух!
Тем временем хозяин принес глиняную кринку, эмалированную голубую кружку, и мы отведали по очереди ядреного квасу. Старинный русский напиток бодрящей прохладой пролился по нашим внутренностям, и оба мы представили себе его в таком национальном блюде, как окрошка, которая принимает настоящий вкус только тогда, когда сделана именно с домашним квасом, а не с бутылочным или бочковым, продаваемыми в городе.
– Ну что, понравился квасок?
– Не то слово! Хорош квасок!..
Человек устроен таким образом, что первым сигналом о неполадках в организме служит боль. Это своего рода датчик неисправности какого-нибудь участка. Сигнал боли подается близлежащим к проблемному участку нервным центром, а центры эти равномерно расположены по всему телу. Каждый такой центр (или активная точка) контролирует свой участок.
Допустим, вы порезались острым ножом. Нервный центр, отвечающий за данный испорченный участок, посылает импульс биотока по нервным клеткам, и вы чувствуете боль, которая сигнализирует вам о повреждении тканей, то есть вы таким способом уведомляетесь о поломке в вашем теле. А дальше организм включает собственную программу восстановления поврежденных тканей, мобилизует имеющиеся у него необходимые ресурсы и доставляет их к поврежденному участку. Вообще сильный организм не нуждается в сторонней помощи – он все починяет сам. Единственное, чем вы можете ему помочь, – это обработать рану антисептиком и наложить повязку. Слабому организму требуется такая помощь, а сильный справляется с раной сам.
Но от чего же это зависит, что один организм сильный, а другой слабый? Да вот так уж устроено у биологических объектов, что максимальную силу организм набирает к созреванию, которое у человека приблизительно соответствует взрослению. Набравшись сил и выполнив программу продления рода, любой живой организм начинает силушку свою постепенно утрачивать. Возьмите хоть флору, хоть фауну. Но нас в первую очередь интересует человек. У человека такое ослабление внутренней энергии и ресурса происходит при достижении границы в 35 лет. Вам-то кажется, что вы на самом взлете своей жизни. Ан нет! Примерно с такого возраста человеку начинают досаждать разные недуги. Сначала понемногу, а дальше – все больше и больше.
Если совершить небольшой экскурс в историю человечества, мы увидим, что в прежние века продолжительность жизни горожанина исчислялась всего 40 годами. А ведь эти самые средние века случились всего-то каких-нибудь 400 лет назад! Это не такой уж большой срок в истории существования человека на Земле. Продолжительность жизни в современные годы заметно увеличилась, но программу старения никто отключать не научился. Она по-прежнему автоматически запускается согласно внутренним биологическим часам в том же самом возрасте, что и тысячу и пять тысяч лет назад.
Сила организма, под которой мы подразумеваем его внутренний ресурс восстановления, зависит от того, как часто живые клетки подвергаются регенерации, то есть насколько часто старые клетки заменяются новыми. Вообще процесс регенерации проходит непрерывно. Каждая живая клетка с определенной периодичностью заменяется совершенно новой, аналогичной старой. Пока человек молод, процесс замены клеток происходит интенсивно, а с увеличением возраста все реже и реже и наконец прекращается вовсе. В этом и кроется главная причина старения и увядания человека. Процессы старения с момента рождения до зрелого возраста регулирует вилочковая железа – тимус. Вилочковая железа появляется на шестой неделе развития эмбриона, а максимальных размеров достигает к 15 годам. В этот период жизни она работает с наибольшей нагрузкой, производя гормоны тимулин, тимозин, тимопоэтин, т-лимфоциты. С возрастом организм вырабатывает иммунную память, которая берет на себя функции вилочковой железы. Железа уменьшается в размерах и ослабляет свою деятельность. Если вводить пожилым людям гормоны вилочковой железы, даже если это гормоны крупного рогатого скота, происходит неожиданное, но временное омоложение организма.
