– Там! – восторженно зашептал десантник Блэз, который вновь оказался рядом. – Там они, ваша милость! Вон машины ихние. И лошадки, кажется!
– Так, значит, тащите сюда стационар, – распорядился Андрей, опустив свой бинокль. – Позиция прямо чудная, ни один дурак не промахнется. Ты, Луи, останешься здесь, наверху, за старшего. Постарайтесь не стрелять по своим. А мы пошли.
Они ворвались в поселок с двух сторон, сразу зажав в клещи небольшую банду, которая пировала в единственном уцелевшем после налета доме. Услышав пальбу, ублюдки принялись выскакивать на улицу, где тотчас же попадали под прицельный огонь доброй сотни стволов. Их укладывали буквально в штабеля, одного за другим, а они, совершенно очумевшие от алкоголя, лезли и в окна, и в двери – орущие, полуодетые, кто-то даже с бутылками в руках – и сразу же падали, заливая своей кровью мокрую после дождя землю. Кому-то удалось вырваться – на горке загрохотал стационарный лазер, полосуя огненный сумрак ярко-голубыми молниями очередей.
– Прочешите усадьбы! – выкрикнул Андрей, когда пальба утихла. – Эмиль, возьми людей, пройдись по сараям, может, где-то кто-то еще остался.
– Да нет, ваша милость, отсюда мы всех вывезли, – хрипло сказал кто-то за его спиной.
– Я не это имел в виду. Эмиль, давайте! Только осторожно. Я буду здесь, – он махнул стволом в сторону добротного двухэтажного дома, сложенного из крупных серых блоков. В окнах здания горел свет переносных ламп; слышно было, как кто-то стонет, поминая всех по матери.
– Осторожно, – распорядился Блэз, оттирая Андрея в сторону. – Ребята, внимательно, знаю я эти штучки...
Несколько парней из его команды – судя по повадкам, бывшие десантники – стремительно подбежали к стенам здания и замерли, скрючившись под окнами первого этажа. Блэз приподнялся, заглянул в окно, потом поднял вверх палец. Один из его солдат быстро, почти на четвереньках, достиг распахнутой двери, дал туда короткую очередь и нырнул в голубоватый свет. Через минуту он появился перед разбитым окном.
– Нормально! – гаркнул он. – Есть один живой! Заходите!
Андрей вошел в переднюю, со стен которой клочьями свисала модная когда-то драпировка, и сразу же увидел заросшего бородой парня, лежавшего на полу. Глаза его были открыты, – и они смотрели на него с такой ненавистью, что Андрей ощутил жгучее желание порезать бандита на ремни.
– Где остальные? – спросил он.
Раненый с трудом провел языком по губам, отнял правую руку от бока – импульс прошил ему ребра и, наверное, зацепил легкое – и, согнув ее в локте, ударил по ней левой ладонью.
– Где, где, – прошипел он. – Сам знаешь...
Андрей ощерился, нагнулся над ним и резким движением вогнал большой палец в рану. Хватая ртом воздух, бородатый бандит выгнулся дугой, по подбородку потекла тонкая струйка крови.
– Где, я спрашиваю?
– Мы должны были собраться... здесь. Но их почему-то все нет и нет. Не могут... не могут найти Басю.
– А без него никак?
– А без него никто не знает, что делать дальше. А Бася, гад... пропал. Удрал, наверное.
– Яйца я ему отрезал, Басе твоему. Вместе с дудочкой его поганой – и накормил этим делом, чтоб не голодал, бедненький... Блэз, дострелите этого мерзавца. Черт возьми, нам нужно немедленно отходить. Если он не соврал и они действительно должны были собраться здесь, мы можем оказаться в западне. Обороняться лучше на холмах: здесь слишком много света. Давайте отходить. Где лейтенант Мазотти?
– Здесь я, док. – Сзади вынырнул Эмиль со стареньким излучателем на плече. – Нет там больше никого. Мы так... посмотрели. Нет, в общем.
– Хорошо, тогда возвращаемся. Оказавшись в укрытии за холмом, Андрей снова вызвал своих офицеров.
– Джентльмены, нам следует принять решение. Раненый сказал мне, что основная часть бандитов должна была собраться именно здесь, в Мельтере, чтобы атаковать потом Змеиный. Я допускаю, что в отсутствие Басюка многие командиры не решатся на это, а предпочтут убраться восвояси. Но кое-кто может и прийти. Идти они будут по восточной дороге – увидев их, мы можем поразить колонны с этой высоты. Что скажете? Может быть, есть смысл подождать здесь до рассвета?
– Через полчаса начнется туман, – сказал Мазотти – Им он союзник. Но и нам, в принципе, тоже.
– Эмиль, Мельтер будет гореть еще долго.
– Верно. И если мы увязнем с обороной, то сможем контратаковать их с флангов, как сейчас, – только бежать будет дальше.
– Да в конце концов, ваша милость, мы можем вызвать помощь из Змеиного.
– Хорошо. Стало быть, мы остаемся.
* * *
Утренний туман, опустившийся на холмистую степь, был густым, как молоко. Сидя в яме на вершине горы, Андрей смотрел на красноватое марево – так выглядел оттуда догорающий поселок. Рядом с ним, положив голову на блок наведения мощного стационарного лазера, дремал Блэз. Вокруг было тихо, лишь где-то далеко на болотах противно завывали бэрки – небольшие местные хищники, уже закончившие ночную охоту и чем-то, похоже, встревоженные. Наступил новый день, серый, сырой и противный.
Огоновский вытащил из пачки последнюю сигарету, клацнул зажигалкой и прислушался: ему почудилось, что где-то высоко в небе гудит мощный двигатель атмосферной машины. Он поднял голову, но сквозь низкие облака разглядеть что-либо было невозможно.
– Мазотти, – позвал он, – мне чудится или над нами действительно кто-то кружит?
Старый десантник, прикорнувший на ящике с боеприпасами, сел, помотал седой головой, потом с задумчивым видом поковырялся в ухе.
– Рекогносцировщик «Бэттл-М», – уверенно сказал он. – Высота примерно две тысячи. У него почти бесшумный движок, поэтому кажется, что он далеко. На самом деле он практически над нами.
– Разведчик? – поразился Огоновский. – Десантный разведчик? Но какого черта? Что, полицию стали вооружать армейской техникой?
Мазотти пожал плечами и принялся тереть глаза.
– А какая нам разница? Ваша милость, вы не считаете, что нам пора возвращаться? Дело уже к полудню пошло, никого нет и, наверное, не будет. Ушли они, вот что я вам скажу. Раз Басюк исчез, командовать некому. А без командира кто ж воевать-то будет?
– До полудня еще далеко, – возразил Андрей.
– Вы на часы-то посмотрите, ваша милость. Десять уже.
– Что? – поразился Огоновский. – Неужто я уснул?
– А вы как думали? Часа три носом сопели. Проклятая сырость, мать ее размать...
Андрей схватился за свою радиостанцию и вызвал Маркеласа. Ему не отвечали так долго, что он стал нервничать, – в конце концов в ухо ему загремел незнакомый бас:
– Кто говорит?
– Это Огоновский, – поспешно ответил Андрей. – Где Ник?
– Какой Ник?
– Как какой, черт вас побери! Шериф Маркелас, какой же еще!
