Толстячок в ужасе отшатнулся.
Бурьин захлопнул багажник и сел в машину.
— Поехали! Пока, ягненочек! — весело крикнул он, высовываясь в окно. Машина тронулась, оставив ошеломленного зама в облачке выхлопных газов.
В зеркальце заднего вида Корсаков видел, что лицо у толстячка исключительно унылое и безрадостное, будто сей почтенный муж уже заранее взвешивал, не воспользоваться ли преимуществами двойного гражданства.
— Ну как все прошло? — спросил он у Бурьина. — Ты все бросил?
— Точно, — удовлетворенно подтвердил Никита. — Бросил. Видел бы ты физиономию этого жоха, когда я вломился к нему в кабинет. Он уставился на меня как на привидение. У меня даже появился соблазн размазать его но стене, но потом сдержался.
— И ты уволился?
— Точно. Не входя ни в какие объяснения, взял и уволился, просто и красиво, а в качестве компенсации захватил кое-какие деньжата из сейфа. Видел бы ты, как этот поросенок хватал меня за руку, просто умора.
— И много денег?
— Не считал, — равнодушно сказал Никита. — Но на первое время нам хватит. И на новые документы тоже. Надоело мне что-то быть Никитой Бурьиным.
— А он на тебя не заявит?
— Валька-то? Не посмеет, у него рыльце в пуху. Опять же — это черный нал.
На повороте с Садового на Тверскую-Ямскую Бурьин задумчиво забарабанил пальцами по рулю.
— Значит, в Питер? Прощай Москва? — спросил он. Корсаков кивнул. Красная «БМВ» свернула на шоссе и устремилась к выезду из города. Ни Корсакова, ни Бурьина ничего уже не удерживало в Москве. Все мосты были сожжены.
Чем дольше Лирда и ее спутники оставались в квартире на Остоженке, тем плотнее сгущались над ними тучи. Майстрюк никак не проявлялся, а это могло означать только одно — пожиратель уже растянул вокруг них красные флажки и затаился в засаде.
А тут еще Лирда ровным счетом ничего не делала для своего спасения и, казалось, была совершенно безразлична к своей судьбе. Она не поддавалась ни на какие уговоры и была погружена в глухое уныние. Вечером второго дня она вдруг вскрикнула и схватилась руками за шею.
— Оно обожгло меня, — прошептала она.
— А сейчас?
— Сейчас оно обычное. Не горячее и не холодное.
— Наверное, тебе померещилось, но все равно я думаю, тебе лучше его снять, — сказал Бнург.
Лирда стала нашаривать застежку, но ощутила лишь непрерывную цепочку жемчужин. Застежка исчезла. Более того, когда пальцы девушки скользили по ожерелью, Лирде вновь почудилось, что бусины на мгновение стали теплыми.
— Все в порядке. Я не стану его снимать, — как можно спокойнее заявила Лирда, чтобы не выдать родственникам простую и ставшую уже ясной для нее истину, что ожерелье попросту нельзя снять.
Вскоре ожерелье притихло, и Лирда, насколько это было возможно, забыла о нем, хотя ее по-прежнему не покидало ощущение, что она носит на шее не то удава, не то бомбу с часовым механизмом. Но в том состоянии души, в котором она теперь находилась, это скорее забавляло ее.
— Ты ничего не хочешь? Я хочу сказать, если ты чего-нибудь хочешь… — Бнург положил лохматую морду на подлокотник ее кресла.
— Спасибо, дедушка, ничего…
— Здесь довольно безопасно. Майстрюку будет непросто подобраться к нам. Почти вся округа населена нашими фантомами, — с гордостью продолжал Бнург. — Последние дни мы с твоим отцом не сидели сложа руки.
— Вся округа? — заинтересовалась Лирда, даже на минуточку не забывая о своей тоске. Она подошла к окну и выглянула в тихий московский дворик. — И вот та бабка на лавке — она тоже твой фантом?
— Где? — Пес встал на задние лапы. — Нет, это не мой, я такого не делал. Наверное, Грзенков, — сказал он после некоторого раздумья.
Лирда отошла от окна. Ей почему-то стало вдруг тесно в комнате, и она вышла в соседнюю, более просторную. Лирда понадеялась, что ее неотвязные родственнички не заявятся за нею следом. Сейчас ей необходимо было недолго побыть одной.
Девушку уже давно преследовало искушение — правда, раньше она твердо решила этого не делать — хотя бы одним глазком заглянуть в его жизнь, узнать, как он перенес разлуку и что он делает сейчас, но в то же время Лирда понимала, что такое подглядывание может оказаться слишком опасным. Вдруг она не сможет расстаться с ним или (что было бы еще тяжелее и ранило бы ее куда больнее) вдруг он уже забыл ее? Могла ли она предполагать всего несколько недель назад, что полюбит? Как это произошло и, главное, когда — она не могла даже вспомнить.
Какое-то время она боролась с собой, но потом, чувствуя, что слабеет, уступила себе: «Хорошо, но только на одну минутку». Она разместила свое тело в кресле так, чтобы оно, будучи оставленным, не сползло на ковер, и закрыла глаза, скользнув сознанием в пространство. Она увидела Москву с высоты птичьего полета, потом наложила изображение на карту, и вот уже почти на окраине в сиреневых сумерках долгого летнего вечера словно зажегся крестик — именно здесь был дом Никиты.
Лирда попыталась пробиться ближе, но натолкнулась на непонятное препятствие. Кто-то или что-то не пускало ее к нему. Карта Москвы стала расплываться, и Лирду вновь оттеснило к своему телу, покорно ожидавшему ее в кресле.
Лирда стиснула виски ладонями и закачалась, как кликуша. Ее охватило ужасное предчувствие. Да, он одинок и ему тоскливо, она ощутила серую тучу нависшей над ним беды, но не могла ни увидеть его, ни даже определить, где он. Эмоции 1- обманчивая штука, думала Лирда, по одним эмоциям трудно судить об истинном положении вещей и о серьезности причин, их вызывающих. Нередко эмоциональные весы дают сбой, и тогда любой пустяк может потрясти нас до глубины души, а такое огромное горе, как смерть близкого человека, оставит совершенно равнодушным.
Но на этот раз утешительная философия — старая игрушка ее папочки и прадеда — не сработала. Почувствовав, что Корсаков в опасности, Лирда не могла уже его оставить. «Я даже не покажусь ему на глаза, просто выясню, в чем дело, разведу тучи и… уйду навсегда!» — решила она.
Не раздумывая больше, она вскочила и метнулась к выходу. Родственнички, в это время упоенно ссорившиеся из-за пустяков, проворонили момент, когда она это сделала, и только запоздало услышали, как хлопнула входная дверь.
Почти тотчас же на улице пронзительно засвистел в свисток сигнальный фантом, сообщая, что Лирда уходит дворами. Призраки распахнули балкон и рванули за ней по воздуху, не тратя времени на соблюдение условностей.
Девушка в длинном зеленом открытом платье выбежала из арки и направилась к метро, цокая невысокими каблуками. Бег у нее был неровный, слегка неуклюжий, обычный девичий бег. Как не походил он на тот стремительный полет в те первые дни на этой планете, когда, едва касаясь ногами земли, она отмахала половину Москвы за четверть часа! Сколько времени прошло с тех пор? Чуть больше недели — и целая вечность!
