– А где настоящий ключ? – спросил я.
– Раз промывка твоих мозгов ничего не дала – значит, он был уничтожен вместе с зондом. Скорее всего, наши люди поспешили взорвать его, как следует не обыскав, – сказал дворецкий.
Евпраксия, она же агент Эльза, подошла к краю обрыва и, потрогав канат, на котором я висел, сказала:
– Ну что, дружок, мы выполнили твое последнее желание. Пришла пора сказать тебе «прощай»!
– Кончать? – спросил дворецкий.
Кивнув, моя «возлюбленная» отошла к лимузину. Я услышал, как хлопнула дверца. Дворецкий поднял бластер и прицелился в веревку.
– Помнишь, сегодня утром я говорил, что твоя судьба висит на волоске? Как видишь, я не обманывал, – сказал он и нажал на курок.
Веревка оплавилась. Я с воплем полетел вниз, уже считая себя покойником и моля бога, чтобы он существовал. Но тут судьбе впервые за все годы мытарств и неудач угодно было повернуться ко мне приветливым ликом, а не тем, что ему противоположно. Уже у самого дна обрыва, метрах, может, в двух до него, я зацепился связанными ногами за сук росшего из скалы дерева. Сук, разумеется, треснул и обломился, но благодаря этой случайности я упал на песок, не сломав себе шею.
Я развязал ноги и поплелся к космодрому. Действие укола уже прошло, и настроение у меня было поганым. Во всяком случае, о человечестве я был уже не столь высокого мнения и не считал больше Евпраксию с дворецким близкими себе людьми.
До космодрома я доковылял под утро. Не рискнув проходить через таможню, перемахнул через забор стартового поля, воспользовавшись туманом, незамеченным пробрался к своей ракете и был таков.
Провалов памяти в дальнейшем у меня не наблюдалось, и в третий раз на Кулибию, равно как и на Марсус, я не летал. Более того, всегда старался держаться подальше от созвездия Дельфина.
На этом рассказ можно было бы и закончить, но он останется неполным без еще одной любопытной подробности. Примерно полгода спустя, собираясь отдать в стирку скафандр, я обшаривал его карманы и вдруг нащупал за подкладкой какой-то предмет. Я достал его. Это был длинный ключ с круглой головкой в виде темного шарика, в котором, вероятнее всего, скрывался процессор.
И когда я ухитрился спереть его с зонда – да еще так, что это даже не запечатлелось у меня в мозгу? Должно быть, все дело тут в клептомании, унаследованной от деда-алкоголика, – клептомании, выраженной в том, что моя рука сама хватает предметы и сует их в карман, прежде чем я успеваю сказать ей «нельзя».
Ключ я оставил на память в качестве моральной компенсации. С тех пор прошло уже довольно много времени, и гнев мой улегся, но возвращать его кулибийцам или марсусианам я не собираюсь.
ВОСПОМИНАНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Однажды, когда, валяясь на кровати, я ел вишни и плевал вишневыми косточками в Мозг, лазерограф заработал, и на его экране вспыхнуло сообщение. Мой приятель Ло-до, гуманоид с планеты Па-ра-ту (созвездие Близнецов, пылевая галактика Альфа, второй поворот налево после черной дыры), приглашал меня погостить у него недельку-другую.
В то время я не имел никаких срочных дел и решил принять приглашение, тем более что Ло-до – добродушный бородатый здоровяк, с которым мы познакомились на разгрузке консервов в созвездии Кита – уже давно и настойчиво звал меня и отказывать ему дальше было просто неудобно.
Окликнув Мозг, я велел ему найти в справочнике Па-ра-ту и просчитать курс. Мозг начал было ворчать, что мне безразлично, чем заниматься, лишь бы только пошляться, но я швырнул в него книгой, и он замолк. Вскоре, по тому, как качнулась вода в стакане и в моих ушах стал нарастать гул, я понял, что «Блин» совершил разворот и набирает скорость. Закрыв глаза, я предался мечтам, как мы с Ло-до будем валяться в гамаках, подвешенных между пальмами, греться на солнце и пить из половинок кокосовых орехов ароматное местное вино – короче говоря, заниматься всем тем, чем мой знакомый многократно соблазнял меня, рассказывая о своей чудесной родине.
До созвездия Близнецов было не особенно далеко, и через десять дней я уже лежал на кушетке в медпункте Па-ра-ту и терпел местные карантинные прививки – увы, составляющие одну из отрицательных сторон межгалактического туризма.
После прививок, думая, что все формальности, соблюдены, я направился к выходу из административного здания, но дорогу мне преградил молодой мускулистый абориген, одетый в рваные белые штаны. На груди у него была татуировка: «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ».
– Любая техника на Па-ра-ту запрещена. Сдайте все, что у вас есть при себе механического или электронного, – потребовал он на хорошем русском языке.
– С какой это стати? – возмутился я.
– Старинный обычай. Мы во всем придерживаемся традиций предков, а они, например, запрещают носить вот это, – прогудел абориген и ткнул пальцем в мои наручные часы.
Зная, что местные обычаи принимают иногда самые причудливые формы и нарушать их опасно, я со вздохом снял часы и протянул их аборигену.
– Принимаю на хранение. – Абориген продемонстрировал мне волосатое запястье, на которое было надето еще по меньшей мере пар десять часов, и нацепил мой хронометр рядом с остальными.
– А на вас обычай не распространяется? – с иронией поинтересовался я.
– Я лицо должностное и не покидаю космопорт, – ответил абориген.
– Просто чудесно. Надеюсь, квитанцию на часы мне выдадут? – строго спросил я.
Хитрая физиономия бойкого служащего не вызывала у меня доверия.
Абориген беспомощно развел руками:
– Местный обычай запрещает выдавать квитанции. Но мы придумали способ, как его обойти. Всем желающим мы делаем на спине татуировки. По сути дела, это те же квитанции. Внизу мы прижжем печать, и вы сможете без проблем получить свои вещи.
– Но ведь татуировки остаются на всю жизнь? – уточнил я.
Подтверждая мою догадку, абориген расплылся в широкой улыбке.
– Что поделаешь? Зато такую квитанцию вы не потеряете и наш древний обычай от этого не страдает, – сказал он, показывая на пылавшую жаровню, рядом с которой лежало несколько ржавых перьев и стояла баночка с чернилами.
Я нервно сглотнул, беспомощно выругал про себя этого жулика и, мысленно распрощавшись с часами, вышел из космопорта.
Па-ра-ту, как и описывал ее мой приятель, была настоящим тропическим раем. Забор космопорта плавно переходил в буйные джунгли, в которых стоял несмолкаемый птичий гомон. Большие яркие попугаи перелетали с ветки на ветку, то издавая сварливые крики, то передразнивая шум ракет. Флаерсы, аэрокебы и даже простейшие бензиновые автомобили на планете отсутствовали. Прикидывая, у кого спросить дорогу, я огляделся.
На ступеньках космопорта, непринужденно и живописно развалившись, лежал здоровенный абориген. Заметив меня, он вскочил и, хотя стоял ниже на ступеньку, оказался выше на полторы головы.
