Ни слова не говоря, молодой человек подошел к столу и сдернул с него темное покрывало. Открылись несколько бронзовых и медных полушарий, последовательно скрепленных в единую конструкцию. Сверху располагался маятник.
Нефтяное масло в гаснущем светильнике вспыхнуло, и старый жрец на мгновение увидел то, что лежало на столе.
– Это оно, Галлий?
– Да, мудрейший.
– И ты хочешь сказать, что в этом маленьком механизме, похожем неизвестно на что, заключено достаточно магии, чтобы раз и навсегда покончить с нашими врагами критянами? – недоверчиво спросил жрец.
Его собеседник поклонился:
– Так и есть, мудрейший. Но только магия здесь ни при чем: я построил эту машину, наблюдая тайные силы природы. Мой колебатель, так я назвал его, способен пробудить силу земли. Сперва она покроется трещинами, затем на поверхность вырвется раскаленная лава и выжжет все вокруг, наконец, весь участок суши провалится в морскую пучину – и Крит исчезнет в гигантской воронке.
Внимательно слушая, старый жрец чуть склонил голову набок:
– Хм... Значит, ты утверждаешь, что в этих бронзовых полушариях содержится нечто такое, что способно разгневать Посейдониуса, и он поглотит остров, где эти шары будут лежать? А критский флот – что станет с ним?
Изобретатель сделал презрительный жест:
– Ту часть флота, что находится в гавани, скорее всего затянет в воронку. Корабли в открытом море, вероятно, уцелеют. Но едва ли, оставшись без гавани, эти несколько десятков жалких триер смогут быть угрозой для могучей Атлантиды.
Старый жрец пожевал губами. Его слезящиеся, почти бесцветные глаза испытующе смотрели на бронзовые шары.
– Не иначе, Галлий, как тебе помогли сам Аидус и коварная Гера. Уже несколько столетий великий народ атлантов ничего не может поделать с мятежным Критом, успевшим позабыть, что он был когда-то нашей колонией. Год от года критяне становятся все могущественнее и наглее. Поговоривают, что они уже строят лабиринт, в котором будут приносить жертвы человекобыку. Уверен ли ты, что не ошибаешься и Крит действительно поглотит океанская пучина?
Изобретатель постарался, чтобы его голос звучал твердо:
– Клянусь вам своей головой, мудрейший. Ошибки быть не может. Крит перестанет существовать спустя четверть часа после того, как моя машина заработает.
Жрец поманил молодого человека к себе и ребром дряхлой руки провел по его шее, словно проверял, крепко ли его голова прикреплена к туловищу. Изобретатель инстинктивно вздрогнул, и жрец, почувствовав это, удовлетворенно кивнул – как если бы получил наконец нужное подтверждение.
– Теперь я тебе верю, Галлий. Ты не похож на человека, который не ценил бы собственной жизни, – следовательно, в известных пределах на тебя можно положиться. Но я хочу услышать твои условия. Что ты хочешь за свою машину? Золота, прекрасных рабынь, скакунов, пряностей?.. Все-таки золото? Что ж, мудро: у кого есть золото – есть и все остальное. Сколько именно этого металла тебе нужно? Триеру, две триеры, три? – спросил он.
Молодой человек нервно облизнул губы, очевидно, опасаясь, что дрогнувший голос выдаст его алчность. Но жреца было непросто провести, и его сухой смешок разнесся по храму:
– Разумеется, деньги ты получишь после того, как Крит исчезнет в морской пучине... Но знаешь, что произойдет, если ты не сумеешь разгневать Посейдониуса?.. Я, пожалуй, расскажу тебе одну историю. Несколько лет назад сюда уже приходил один ученый муж, поначалу внушивший мне доверие. Он клялся, что разработанный им новый тип парусной галеры отправит весь критский флот на дно. И что же? Тараны его кораблей не пробивали даже бортов неприятельских триер. Я примерно наказал этого лжеца, хотя он и кричал что-то про металлическую окантовку носов и треугольные паруса, которые смогут исправить положение. Но у меня правило: не верить тем, кто однажды меня подвел. Прежде чем умереть, этот человек увидел свое сердце...
Изобретатель чуть побледнел, но голос его прозвучал с прежней твердостью:
– Мудрейший, я отлично знаю, чем рискую. Верьте, мой колебатель не подведет. К тому же он уже готов и не требует никаких дополнительных затрат. Нужно, чтобы верные люди доставили его на остров, поставили где-нибудь рядом с трещиной или у кратера вулкана и запустили маятник. Разумеется, лазутчикам не следует говорить о том, зачем это нужно... Извержение начнется столь быстро, что сами ваши посланцы скорее всего погибнут.
Прищурившись, жрец потянулся к цилиндру высохшей рукой:
– Занятно... Какой маятник? Этот?
Молодой человек испуганно схватил его за запястье:
– Осторожно, мудрейший! Не трогайте маятник, или вы погубите Атлантиду!
– Что?! А ну отпусти, или я велю тебя казнить! – вспылил старик, пытаясь вырвать руку. – Не хочешь ли ты сказать, жалкий червь, что Посейдониус разгневается на нас, как и на критян? Народ Атлантиды живет в мире с Посейдониусом и приносит ему обильные жертвы!
– Прошу вас! Не трогайте маятник! – бормотал изобретатель, борясь со жрецом.
В этот момент я, Тит Невезухин, слепой волей случая перенесенный в храм и прятавшийся за колонной, громко чихнул – настолько неожиданно для себя, что не успел даже зажать рот ладонью. Великолепная акустика разнесла мой чих по всему храму Посейдониуса, раздробив его эхом.
Последствия были ужасны... Изобретатель, вздрогнув, выпустил руку жреца, и потерявший равновесие старик задел маятник. Тот, с сухим стуком поочередно зацепив все пять бронзовых пластин, гулко ударился в большую полукруглую чашу, и по храму разнесся высокий, ни на что не похожий звук. Прежде чем этот звук растаял, молодой человек в ужасе прыгнул животом на стол и схватился за маятник, остановив его.
На несколько секунд колоссальное здание погрузилось в такую тишину, что слышно было, как где-то капает вода. По лицу старца начало разливаться недоверие.
– Ты обманул меня, мерзавец. Ты же говорил, что... – начал он.
Но не успел жрец закончить фразу, как пол храма дрогнул, а в глубине острова зародилась мерная дрожь, похожая на движение пробуждающегося гиганта. Отпустив маятник, изобретатель испуганным зайцем метнулся к дверям храма и в панике стал бить в них плечом, стараясь любой ценой вырваться, но храм был заперт снаружи – так велел жрец.
– Посейдониус! – охнул старик. В следующую минуту посреди храма образовалась глубокая трещина, со дна которой поднималась темная лава, и колонны задрожали, едва удерживая вес массивной крыши. Прежде чем многотонное каменное украшение, составлявшее часть барельефа потолка, обрушилось вниз, я безо всякого перехода вновь оказался на орбите, а Земля вертелась внизу, как ужаленная: мгновения для меня – века для нее.
Я не видел, как развивались события дальше, но печальная судьба Атлантиды известна, по-моему, всем. В свое оправдание скажу только одно: я чихнул безо всякого на то коварного умысла, а лишь потому, что моя босая левая нога окоченела, стоя на каменном полу храма.
