Если я обойдусь без Перехода, вероятность, что обе империи сунутся именно на нашу Землю, – один шанс из триллиона. Можно спокойно вырасти, жениться, обзавестись детьми, состариться и умереть, больше ни разу не услыхав про Альтиверсум.
Никогда больше не Шагать…
Не помню, говорил я или нет, но это особое умение доставляло мне радость: всегда приятно, когда умеешь что-то делать хорошо. Я знал, что открывать порталы в Промежутке, перебираясь из одного мира в другой, – это мое. Гроссмейстеры участвуют в турнирах не из-за денег и не ради самого состязания – им просто нравится играть. Математические гении для собственного удовольствия не цветочки разводят, а вертят в голове теории множеств или на ходу высчитывают число «пи» с точностью до какого-нибудь бесконечного знака после запятой. Пробудившиеся способности просились в дело, как мышцы спортсмена после вынужденного бездействия.
Не представляю, как жить дальше, если никогда никуда не Шагать.
Но о жизни без мамы, папы, Дженни и Головастика я тоже помыслить не мог. Один раз я почти решился, но тогда меня переполняла вина за погибшего Джея. Кто же знал, что все так серьезно…
Теперь я знал.
Один раз меня отбраковали, второй раз просто так не отпустят. Если сунусь на Базу – непременно отдадут под трибунал, хотя, может, у них для этого другое слово есть. Впрочем, если поставят к стенке – итог один, как расстрельную команду ни называй. Глаза, наверное, завяжут… О подробностях размышлять не хотелось.
Если остаться здесь, придется жить, сознавая, что сам спасся, а товарищей в беде бросил.
Зачем нас понесло пускать эти несчастные пузыри? Похоже, из-за них перемкнуло схему, блокировавшую мучительные воспоминания. Не то чтобы я, меньше зная, крепче спал, но раньше я хотя бы не вяз по уши в трясине угрызений совести.
Снегопад сменился холодным дождем. Как ни уговаривай себя, что по щекам сползают дождевые капли, дождь не бывает ни горячим, ни соленым. Хватит притворяться!
Кевин гонялся за мыльным пузырем, который летал выше других, примерно вровень с крышей гаража, рядом с дубом, раскинувшим голые ветви. Еще немного – и пузырик лопнет, рассеется мелкими брызгами.
Не лопнул.
Повисев среди ветвей, шарик двинулся к нам. Кевин носился, задрав голову и возмущенно вереща, потому что упрямый пузырик в руки не давался, а неуклонно приближался ко мне, хотя легкий ветерок дул совсем в другую сторону.
– Здравствуй, Тони.
Мутныш от удовольствия пошел оранжевыми разводами, метнулся куда-то за крышу. Я вывернул шею, пытаясь понять, куда он полетел, но тот скрылся из виду.
– Пузы-ылик? – жалобно протянул Кевин. – Пузы-ылик? Ни-и?
Я кивнул.
– Именно так, Головастище. Пора в дом.
Братишка вытер нос рукавом куртки.
Всю ночь я не спал, прикидывая, что делать. С родителями не посоветуешься – хоть они и замечательные, но воображения у них не хватит даже на одного неземного Джои. О бесконечном многообразии лучше не заикаться… Кто там еще остается? Одноклассники – исключено. Школьный психолог в прошлом семестре заработал нервный срыв и, рыдая, заперся у себя в кабинете. Замены ему пока не прислали. Учителя наши – как цирковые пони: в основном бегают по кругу. За пять месяцев потогонной системы на Базе я усвоил гораздо больше, чем они за всю жизнь. Пожалуй, только один человек во всей школе может выслушать мой рассказ, не позвонив в психушку.
Мистер Димас откинулся на спинку стула, ошеломленно рассматривая звукоизолирующие панели на потолке. Еще бы, такое не каждый день услышишь! Помолчав, он перевел взгляд на меня.
– В самом начале ты сказал, что случай чисто гипотетический…
– Ну, в общем-то, да, сэр. – Чтобы мистер Димас скорее поверил, я представил дело под таким соусом, будто все произошло с моим другом. – Мой друг, он сейчас типа между Сциллой и Харибдой
[21]
.
Мистер Димас подозрительно глянул в мою сторону, и меня осенило, что выражение это я подцепил не в школе, а на Базе. Пришлось спешно выкручиваться из неловкой ситуации:
– Так что скажете? Как ему поступить?
Мистер Димас долго раскуривал трубку и ответил вопросом на вопрос:
– Согласно информации, полученной на Базе, Вселенная отпочковывает миры-двойники, только когда принимаются действительно важные решения, верно?
– Примерно. Сразу не скажешь, что важно, а что – нет. Не зря ведь считается, что трепет крыльев бабочки в Бомбее может вызвать торнадо в Техасе. Если бабочку раздавят, не дав ей взлететь…
Мистер Димас кивнул и пристально посмотрел на меня.
– Джо, у меня к тебе есть необычная просьба.
Меня в последнее время все чаще называли Джо, а не Джои. Я еще не привык.
– Конечно, мистер Димас.
– Разденься до пояса.
Я удивленно моргнул, пожал плечами и согласился. Зачем ему это понадобилось – не знаю. В любом случае в схватке со мной – честной или нечестной – ему не выстоять. Между прочим, меня это особо не радовало.
Без колебаний я снял куртку и футболку. Мистер Димас внимательно оглядел меня, жестом показал, что можно одеваться.
– Ты стал крепче, мускулы появились – не чрезмерные, но для твоего возраста вполне достаточные. Такая генетическая программа – пока все в рост уходит.
Я ждал. Предпринимать что-то было рано. Должен же он когда-нибудь ответить на мой вопрос…
Наконец учитель сказал:
– Согласен, у гипотетического друга сложная ситуация – куда ни кинь, всюду клин. По сути, ему надо решить, что важнее: счастье (и даже жизнь) отдельно взятого человека или судьба бесконечного числа миров?
– Но ведь я… то есть он не знает наверняка, что миры пострадают!
– Он знает, что такая вероятность существует. Пойми меня правильно. Очевидно, что придется принять нелегкое решение. А борода некоторым идет, – заметив мое недоумение, он пояснил: – Если не бриться, то не встретишься взглядом со своим отражением в зеркале.
Я кивнул, понимая, о чем он, и чувствуя, что он прав. В мыслях появилась четкость. В голове прояснилось, но большого облегчения это не принесло.
– Мистер Димас, вы обалденный учитель!
– Спасибо. Школьный совет несколько другого мнения, хотя, говоря обо мне, слово «обалдел» они употребляют часто.
Улыбнувшись в ответ, я собрался уходить.
– На занятиях завтра появишься?
Подумав, я отрицательно покачал головой.
– Так я и предполагал. Удачи тебе, Джои. Всем вам.
