Капитан, казалось, не испытывал ни малейшего неудобства. Антуанетта видела перед собой человека из далекого прошлого, на удивление не похожего на тех двух Бреннигенов, с которыми она встречалась прежде.
Скафандр покрывал все, кроме головы. Капитан и впрямь сильно постарел, кожа так обтянула череп, что стали отчетливо видны все впадины. Антуанетта могла с легкостью различить под кожей каждый сосуд. Бренниген казался очень хрупким, словно мог сломаться от одного ее неосторожного движения.
Она села на предложенное место. Остальные присутствующие были облачены в такие же скафандры, с небольшим различием в деталях. Но помимо облачения, Антуанетта не усматривала сходства между ними. У некоторых недоставало значительных анатомических фрагментов. Их скафандры восполняли эту нехватку, размещая в пустотах сложную органомеханику с такими же, как у капитана, ярко-зелеными трубками. У женщины не хватало руки. На ее месте под оболочкой скафандра можно было различить стекловидную конечность с неясными очертаниями костей, нервов и мышечной ткани. У одного из мужчин не было лица, живая плоть льнула изнутри к прозрачной маске. Остальные на первый взгляд казались более или менее целыми, за исключением того человека, что с двумя головами: женская находилась почти на месте, а справа от нее, на плече, сидела голова молодого мужчины.
– Не обращай на них внимания, – сказал капитан.
Антуанетта вдруг поймала себя на том, что не может отвести взгляд от двухголового:
– Мне не…
Джон Бренниген улыбнулся:
– Это солдаты штурмовых войск Коалиции за невральную чистоту.
Антуанетте это ни о чем не говорило. Наверное, следовало лучше учить историю в юные годы.
– А вы? – спросила она.
– Я тоже был солдатом одно время. Когда это требовалось для достижения моих ближайших целей. Мы жили на Марсе и дрались с сочленителями, хотя не могу сказать, что мне это было по душе.
Антуанетта наклонилась вперед. По крайней мере, стол был вполне настоящим.
– Джон, нам нужно кое-что обсудить.
– Ох, не будь такой невыносимо деловитой. Мы с боевыми друзьями вспоминали тут веселые деньки.
– Но все эти люди мертвы. По самым грубым прикидкам, скончались триста – четыреста лет назад. Пожалуйста, вернитесь в настоящее. У нас неотложное дело.
Капитан подмигнул ей и кивнул на соседа:
– Видишь Коленкову? Ту, что с двумя головами?
– Ее трудно не заметить, – вздохнула Антуанетта.
– У нее на плече брат. Вместе пошли служить, он угодил под паучью «метлу». На Деймосе для него выращивают новое тело. До тех пор голову можно держать в машине, но ей всегда лучше сидеть на нормальном теле.
– Не сомневаюсь. Капитан…
– Вот Коленкова и решила временно поносить голову брата. Они и в бой так ходят. Сам видел. Не то чтобы пауков это сильно пугало, но в бою одна голова хорошо, а две всяко лучше…
– Конечно, Джон. Послушайте, нам нужно обсудить то, что происходит сейчас. Мы на Арарате, помните? И у нас возникли проблемы. Мы ведь уже говорили с вами об этом…
– А, вот вы о чем? – проговорил Бренниген тоном школьника, которому на каникулах напомнили о домашнем задании.
Антуанетта так сильно ударила кулаком по столу, что ушибла руку:
– Джон, я понимаю, вы не хотите думать об этом, но нам все равно придется поговорить. Нельзя забыть о происходящем просто потому, что оно вам не нравится. Вы можете спасти тысячи людей, но больше, гораздо больше при этом погибнет.
Люди вокруг изменились. Антуанетта по-прежнему сидела за одним столом с солдатами, но теперь они выглядели так, словно прошли через годы сражений. Тяжелых сражений. У капитана вместо руки появился протез. Скафандры уже не походили на засохшую слюну насекомых, а состояли из скользящих друг по другу пластин. Материал имел очень высокую отражающую способность и напоминал растекшуюся ртуть.
– Чертовы демархисты, – проговорил капитан. – Стараемся до последней возможности обходиться без биотехнологической ерунды. Мы задали паукам жару, и тогда у нас отобрали лицензию: мол, нарушаем условия использования. И вся эта хитромудрая дрянь вдруг расплавилась, к такой-то матери. Биопротезы, скафандры – ничего не стало. Посмотри, с чем нам теперь приходится работать.
– Уверена, что вы найдете выход из положения, – ответила Антуанетта. – Капитан, прошу, послушайте меня. Жонглеры хотят передвинуть корабль в безопасное место. И мы просим вас дать им на это время.
– У них есть время, – ответил капитан.
Казалось, на несколько благословенных мгновений к нему вернулся рассудок и появилась связь с настоящим.
– Но этого времени недостаточно, – возразила Антуанетта.
Новая, стальная рука сжалась в кулак.
– Ты не понимаешь. Нужно улететь с Арарата. Над нами открылось окно.
У нее на затылке зашевелились волосы.
– Окно, Джон?
– Я чувствую его. Я многое чувствую и слышу. Ведь я же корабль, черт побери.
Внезапно они остались вдвоем, только Антуанетта и капитан. Она видела в сверкающей броне отражение порхающих наверху птиц.
– Вы корабль. Хорошо. Тогда пусть корабль прекратит ныть и начнет вести себя так, как и положено кораблю, для которого всего важнее его команда. В том числе и я. Что за окно вы чувствуете?
Капитан ответил не сразу. Удалось ли прорваться, или, наоборот, Антуанетта оттолкнула его и он окончательно ушел в лабиринт своих видений?
– Возможность бежать с планеты, – наконец ответил он. – Свободный проход. Иногда наверху, в космосе, открываются окна. Потом закрываются.
– Возможно, вы ошибаетесь. Если это так, то все может закончиться очень плохо.
– Думаю, я прав.
– Мы надеемся, ждем весточки, – сказала Антуанетта. – Должно прийти сообщение от Ремонтуара. До сих пор с ним не было связи.
– Возможно, он все время пытается связаться с вами, но не слишком преуспел.
– Нам нужно еще несколько часов, – сказала она. – Вот все, о чем мы просим. Этого хватит, чтобы корабль оказался на безопасном расстоянии от лагеря. Пожалуйста, Джон.
– Расскажи мне о девочке. Об Ауре.
Антуанетта нахмурилась. Она помнила, что говорила капитану о девочке, но была уверена, что не называла ее имени.
– С Аурой все в порядке, – наконец ответила она. – А что такое?
– Что она говорит о происходящем?
– Считает, мы должны доверять жонглерам образами.
– А еще?
– Повторяет название одной луны – Хела. И имя человека – Куэйхи.
– И все?
– Все. Может быть, это и не важно. Сама Аура пока не способна говорить – она общается через мать. Не думаю, что Скорпион принимает все это всерьез. Да я и сама не принимаю, если честно. Но все считают или хотят считать, что Аура исключительно ценна, должно быть, потому, что она обошлась нам так дорого. Что, если она никакой ценности не представляет? Что, если она обыкновенный ребенок? Или ей действительно что-то известно, но совсем не так много, как хотелось бы?
