В ту пору они люто ненавидели друг друга. Да разве могло быть иначе? Ремонтуар на дух не выносил свиней (когда-то побывал у них в плену, и его пытали), но был вынужден взять с собой Скорпиона, поскольку тот великолепно знал и Город, и Пояс. Скорпион не любил сочленителей вообще (тогда никто не любил пауков, кроме них самих) и Ремонтуара в частности. Но тот добился от свиньи содействия, а в обмен пообещал свободу. Отказ от помощи означал передачу Скорпиона в руки властей, у которых уже был подготовлен показательный процесс, не сулящий подсудимому ничего приятного.
Вначале дружбы между ними не было, но постепенно взаимная ненависть сошла на нет под влиянием уважения, которым оба прониклись к Клавэйну. И вот теперь Скорпион понял, как приятно увидеть старого знакомого, – когда-то это чувство изумило бы его и вызвало отвращение к самому себе.
– Мы с тобой пара динозавров, – сказал Ремонтуар.
Выбравшись наконец из кресла, он потянулся и помахал руками, словно хотел убедиться, что не переклинило суставы.
– Боюсь, у меня плохие новости, – сказал Скорпион.
– Клавэйн?
– Мне очень жаль.
– Не сомневаюсь, что жаль. Только сейчас, увидев тебя, я понял, что он мертв. Когда это произошло?
– Пару дней назад.
– И как он умер?
– Очень тяжело. Но он погиб за Арарат. Клавэйн ушел из жизни героем, Рем.
На несколько мгновений Ремонтуар замкнулся в себе, пустился в странствие по внутренним воображаемым ландшафтам, доступным только сочленителям. Он закрыл глаза, постоял так секунд десять, потом снова открыл. В них светилось живое внимание, печаль ушла.
– Я его оплакал, – сказал он.
Скорпион нисколько не усомнился в словах Ремонтуара: сочленители – существа особенные. Ремонтуар сказал последнее «прости» старому другу и соратнику, отдал ему положенную меру горя и печали. После чего ему не составило труда перенастроиться на спокойное и вдумчивое восприятие происходящего. А оттого, что траур по Клавэйну продлился всего десять-двенадцать секунд, он не стал менее глубок и искренен.
– Мы в безопасности? – спросил Скорпион.
– Пока да. Мы тщательно спланировали ваше бегство, произвели оставшимися в нашем распоряжении силами и средствами ложную атаку. Знали, что волки способны быстро перегруппироваться и захватить ваш корабль, но по расчетам выходило, что один шанс у вас есть – при условии, что взлетите точно в срок.
– Вы научились побеждать волков?
– Нет, Скорпион, победить их мы не можем, – сказал Ремонтуар терпеливым и спокойным тоном школьного учителя. – Только уничтожить небольшое количество волков в одной точке, сосредоточив там необходимые ресурсы. Да, мы способны нанести урон, оттеснить ингибиторов. Но по сути, это все равно что бросать камни в стаю собак. Против больших скоплений мы мало что можем. И расчеты говорят, что в перспективе проиграем.
– Но до сих пор вам удавалось уцелеть.
– Да, благодаря полученным от Ауры технологиям. Но этот колодец уже почти вычерпан. Волки оказались мастерами создавать средства противодействия. – Глаза Ремонтуара сверкнули восхищением. – Они очень эффективны, эти машины.
Скорпион рассмеялся. После всех бед, через которые ему пришлось пройти, услышать от Ремонтуара такое!
– Значит, нам конец?
– Если верить нашим сегодняшним моделям, шансов на победу нет.
Черный корабль за спиной Ремонтуара закрылся, вновь превратившись в клин мглы.
– Тогда почему мы не сдаемся?
– Потому что существует вероятность, пусть крайне малая, что прогноз в корне ошибочен.
– Похоже, мне следует услышать подробное объяснение, – сказал Скорпион.
– Я знаю самое удобное для бесед местечко. – Вошедшая в ангар Антуанетта Бакс кивком поприветствовала Ремонтуара, словно в последний раз они виделись совсем недавно. – Идите за мной. Думаю, вам понравится.
Хела, год 2727-й
Рашмика увидела соборы.
Мысленно репетируя свое прибытие на Путь, она представляла совсем другую сцену. В этих фантазиях она всегда сразу оказывалась на месте: ни постепенного приближения, ни маленьких аккуратных караванов, разрисовавших впереди горизонт. Но вот она ясно видит перед собой соборы, и до них еще добрых двадцать километров. И похожи эти конструкции на парусники старых времен, чьи мачты поднимались над морем задолго до появления самого судна. Кажется, можно выбросить руку и поймать любой собор двумя пальцами. А если закрыть один глаз, из-за отсутствия перспективы далекие соборы представятся красивыми безделушками, созданной ювелирами-кудесниками восхитительной микроскульптурой.
Несложно представить, как твой кулак сжимает такую кроху.
Соборов было не счесть. Тридцать, а может, и все сорок. Некоторые шли тесными группами, словно галеоны, сошедшиеся на пушечный залп в упор. Когда они уж чересчур сближались, невозможно было разобраться в нагромождении башенок и шпилей – что кому принадлежит. На некоторых соборах было по одной такой надстройке, другие казались целыми городами, пустившимися в плавание. Там были уступчатые башни и роскошные минареты. Торчали шпили – зубчатые, ребристые, с карнизами и подпорками. Играли красками витражные окна в сотни футов высотой. Через окно-розетку с легкостью мог пролететь корабль. Блестели редкие металлы, сказочной красоты сплавы покрывали акры поверхности. На стенах некоторых соборов виднелись странные бесформенные утолщения – лишь приблизившись, Рашмика поняла, что это достаточно большие здания, пристроенные в самых неожиданных местах.
И снова Рашмика вспомнила картины Брейгеля.
Расстояние между караваном и Путем все сокращалось, и постепенно великие соборы приобретали свои истинные размеры. Все новые и новые колонны выползали из-за горизонта далеко позади авангарда процессии – а в том, что впереди шла основная группа, девушка не сомневалась.
Халдора стояла точно в зените, в самом центре небесного купола.
Рашмика почти добралась.
Близ Арарата, год 2675-й
Скорпион уселся за деревянный стол в корабельном парке. Внимательно осматриваясь, он старался заметить и запомнить все подробности, в то же время надеясь не перегрузить мозг. Никогда в жизни он не бывал в таком месте и не видел подобного даже на картинках. Такой небесной чистоты и голубизны не бывает на Арарате. Растительность поражает детализацией – можно выделить из общей картины каждую веточку, каждый листок. И все это дышит. Раньше Скорпион видел деревья только на снимках, но никакие снимки не в силах передать головокружительную сложность этого творения природы. Такие же чувства он испытывал, когда впервые увидел океан: разница между воображаемым и реальным поражала. Океан невозможно экстраполировать, скажем, меняя объем и цвет содержащейся в чашке воды. Дело в ощущении морского простора, которое возникает при непосредственном пребывании перед ним.
