– Да я бы не против, – шепнул браслет. – Честное слово, остановил бы с радостью. Но боюсь, это уже невозможно.
В недрах орудия класса «Ад» каскады реакций преодолели порог необратимости. Там шли диковинные физические процессы, и это напоминало кипение на медленном огне. Не существовало алгоритма, способного отключить пушку, предотвратить выстрел, гибельный для нее самой, а не только для цели. Завершены последние проверки систем, проделано целенаведение, рассчитана мощность выстрела. Спиральные процессы превратили почти невидимую крупицу чистой энергии в искру, та разрослась до размеров бусины. Шаровая молния продолжала разбухать, одну за другой поглощая удерживающие оболочки. Микроскопические датчики, расположенные вблизи расширяющейся сферы, регистрировали шквальные, массовые рождения частиц. Пространство и время морщились и скручивались, точно фольга вблизи огня. Сфера поглотила последнюю оболочку, но не прекратила расти. Орудие чувствовало, как энергия пожирает его изнутри, и при этом испытывало нечто сродни страху и воодушевлению.
В последние мгновения своего бытия пушка реорганизовала функции примыкающего к сфере объема, впечатала управляющее им сознание в периферийные слои. По-прежнему шар увеличивался, но он уже начал деформироваться, удлиняться в точном соответствии с программой. Из него рос конус аннигилирующей силы, похожий на старинный корабельный таран; этот шип пробивался через брошенные слои механической защиты. Вот кончик шипа вынырнул из орудийной брони, направляясь в сторону Халдоры.
Расширяющаяся сфера уже поглотила восемьдесят процентов объема пушки. К поверхности газового гиганта побежали ударные волны. Орудию оставалось существовать наносекунды; потом от него останется только сияющее облако, образовавшееся на конце острого выступа.
Процессы подготовки к выстрелу, во всяком случае зримые, подошли к концу. Орудие начало избавляться от высших разумных функций, отбрасывать в стороны свои части. И действовало оно не абы как, а разборчиво – до последнего старалось сохранить крупицы сознания. Ему уже не надо принимать решения, осталось только ждать поражения цели. Как только пушка узнает результат своего залпа, она исчезнет полностью.
Девяносто пять процентов орудия уже обратились в бесформенный сгусток фотонно-лептонного адского пламени. Мыслительные системы растеклись в тончайший слой на внутренней поверхности орудийной брони, и он уже рушился под ударной волной взрыва. Интеллект машины скатился на самую низкую ступеньку когнитивной лестницы, от него осталось лишь упрямое микробье чувство собственного существования да понимание того факта, что должна быть выполнена некая задача. Свет пронзил последние миллиметры наружной брони. К этому моменту с Халдоры поступил первый визуальный ответ. Камеры на оболочке орудия зарегистрировали изменения и донесли их до стремительно коллапсирующего рассудка, до жалкого огарка сильного и грозного машинного разума.
Луч коснулся поверхности планеты. И с ней что-то случилось – от точки попадания разбежалась рябь дисторсии.
Разум съежился и исчез из бытия. Последнее, что он позволил себе, – это слабый трепет самодовольства: все сделано как надо.
В глубине «Пресвятой Морвенны», в огромном зале машинного отделения, почти одновременно произошло несколько событий. Узкие бесцветные, лишенные украшений окна над герметичными муфтами озарили все помещение, пропустив в него свет забортной вспышки. Глаур, начальник смены, заморгал – узлы механизмов застыли на его сетчатке розово-зелеными силуэтами. А когда зрение восстановилось, он увидел, что движение сцепных дышл, клапанов, компенсаторов утратило безупречную слаженность часового механизма. Хуже того, было ужасающее предчувствие, что техника сейчас пойдет вразнос и искореженный металл перемешается с кровавым мясом.
Но опасность тут же миновала. Соединения и демпферы заработали, как им положено, в синхронном ритме передавая энергию ступням. Было страшно, когда протестующе стонала и визжала механика, когда сотни тонн движущегося металла в самых уязвимых местах конструкции испытали сверхнапряжение, но ничто не сломалось, в сторону Глаура не полетели оторванные детали. Затем начальник смены заметил, что на реакторе, а также на отсеках серворегулирования главных двигательных систем горят сигналы аварийного состояния.
Раскоординация в пределах этого зала была укрощена, однако содержащаяся в нем техника была лишь частью ходовой системы. За полсекунды волна хаоса преодолела герметичные муфты и ушла за стены, в вакуум. Со стороны могло показаться, что огромная сороконожка вдруг сбилась с ноги. Глауру не нужно было смотреть на собор снаружи, чтобы все понять: он видел великую машину внутренним взором с такой точностью, что хоть черти чертеж. Поэтому инженер ухватился за перила еще до того, как ему велело это сделать сознание.
«Пресвятая Морвенна» споткнулась. Огромная масса движущихся механизмов, прежде настолько хорошо слаженных, что даже вершина Часовой Башни покачивалась лишь самую малость, под напором лишилась равновесия. Собор опасно накренился сначала на одну сторону, потом на другую. Эффект второго крена был катастрофическим и предсказуемым: кинетическая энергия передалась от здания на ходовую часть и процесс рассинхронизации повторился.
Глаур заскрипел зубами и вцепился в поручни еще крепче. На его глазах пол наклонился под жутким углом. Автоматически включилась тревожная сигнализация, красные аварийные лампы заполыхали с высоких сводов зала.
Заговорила система пневматической связи. Глаур дотянулся до микрофона и закричал, чтобы перекрыть грохот:
– Начальник смены слушает!
– Это генерал-полковник Грилье. Доложите, что происходит.
– Была какая-то вспышка… взбесилась техника. Как будто у нас на пути взорвали мощный ядерный заряд. Но тут, конечно, что-то другое.
– Верно, это не ядерный взрыв. Меня интересует, управление в порядке?
– Сэр, собор идет сам.
– Мы можем опрокинуться?
Глаур огляделся:
– Не похоже, сэр.
– С Пути не сойдем?
– Это тоже вряд ли.
– Отлично. Я просто хотел убедиться.
Грилье помолчал. Паузу заполнял какой-то странный звук, вроде свиста кипящего чайника.
– Глаур, а что значит «Собор идет сам»?
– Это значит, сэр, что мы идем на автоматическом управлении, потому что так положено в чрезвычайной ситуации. Ручное управление отключено таймером на двадцать шесть часов. Сэр, я это сделал по распоряжению капитана Сейфарта; он сказал, что таково решение Часовой Башни. Поэтому мы не остановимся, сэр. Мы не можем остановиться.
– Спасибо, – тихо ответил Грилье.
Высоко в небе с Халдорой творилось что-то очень плохое. От того места, где в планету ударил луч, во все стороны побежало нечто вроде ряби. Оружие уже исчезло, даже луч скрылся в газовом гиганте. Там, где только что сработало могучее устройство, теперь рассеивалось серебристое облако.
Но остался результат применения оружия. В пределах расходящегося круга ряби исчезли ленты и воронки атмосферной химии. Вместо них там расползался яркий и гладкий синяк. За несколько секунд он покрыл всю планету. То, что было прежде Халдорой, превратилось в налитый кровью глаз.
