— Необходимо, — говорит Гэвин и откидывается на спинку кушетки, весело глядя на мать. — А я тебя избегал.
— Очевидно.
Виконтесса по-прежнему не смотрит на меня, вместо этого оценивая состояние гостиной. Я наблюдаю, как она разглядывает разбитые вазы, осколки чашек под ногами, книги, разбросанные по комнате, и моргает.
— Это постоянный вид данной гостиной, — сухо спрашивает она, — или мы вошли в момент очередного изобретения моего сына? Это похоже на состояние твоего кабинета, Гэллоуэй.
— Мы балансировали, — быстро говорит Гэвин. — Вначале с вазами, затем с книгами, после с чашками. На головах.
Я смотрю на него. Какого черта? Кто в подобное поверит?
— Балансировали?!
Леди Кэссилис приходит в очевидный ужас.
— Новая комнатная игра, — объясняет Гэвин. — Балансировать с предметом на голове. Побеждает тот, кто продержится дольше. — Он оглядывается на разбитые предметы. — Возможно, в ретроспективе крайне беспорядочное времяпрепровождение.
К горлу подкатывает волна тошноты. Но я не намерена демонстрировать виконтессе свое уязвимое состояние.
— Леди Кэссилис, — говорю я сквозь сжатые зубы. — Не желаете ли присесть?
— В этом нет необходимости. — Глаза леди Кэссилис наконец переходят на меня. — Я постараюсь быть краткой.
— Начинается… — бормочет Гэвин.
Леди Кэссилис награждает его резким взглядом, прежде чем продолжить:
— Надеюсь, ты понимаешь, что ситуация с моим сыном ставит меня в крайне шаткое положение.
Я едва могу сосредоточиться на ее словах. Болезнь уже бушует во мне, словно шторм. Жар струится по венам, сердце разгоняет яд по всему телу. Собственный пульс ревет у меня в ушах. Неужели никто больше не слышит этого? Он громкий, очень громкий. И медленный.
Бум… Бум…
— Леди Айлиэн, — говорит виконтесса.
— Айе?
Я не решаюсь много говорить, учитывая сложности с дыханием. Черные точки танцуют перед глазами, и я отчаянно пытаюсь сморгнуть их.
— Да, — поправляет она.
Я не отвечаю. Я сосредоточена только на попытках дышать. Гэвин смотрит на меня, и я пытаюсь выдавить из себя ободряющую улыбку.
Леди Кэссилис продолжает:
— Поскольку мой сын джентльмен… — Ее прерывает громкое фырканье Гэвина, но она игнорирует это. — Он решил, что лучшим способом выйти из ситуации будет ваша женитьба.
Виконтесса мрачно смотрит на меня.
— Я согласна с его решением.
— Чудесно, — шепчу я.
Кэтрин хмурится и одними губами спрашивает: «Ты в порядке?» Я киваю, едва двигая головой, на более четкое движение меня не хватает. Кэтрин не выглядит убежденной.
Виконтесса продолжает, и я пытаюсь слушать, но явно кажусь ей невнимательной.
— Айлиэн, ты слышала хоть слово из того, что я говорила?
— Прошу прощения, леди Кэссилис. — Я сглатываю и отвечаю ей слабой улыбкой. — Продолжайте, пожалуйста.
Виконтесса расправляет плечи.
— Как я и сказала, я согласна также с идеей твоего отца о том, что все должно быть проделано быстро. Имя Стюартов древнее и известное, а у тебя существенное приданое и неплохое происхождение, потому я допускаю это родство. Я отказываюсь видеть, как репутацию моей семьи пятнает то, что некая… некая глупая девчонка сумела соблазнить единственного наследника Стюартов.
Моя голова вскидывается. Глупая девчонка? Ярость разгорается внутри, и все барьеры начинают рушиться. Аккуратно выверенный и поддерживаемый фасад спокойствия подводит меня. Мое вежливое притворство едва не заканчивается.
— Матушка! — с ужасом говорит Кэтрин. — Это совершенно непристойно.
— Так вот что, по-вашему, произошло? — тщательно выговариваю я с бóльшим спокойствием, чем ощущаю на самом деле.
Гэвин оглядывается на меня с кушетки. Он наверняка слышит перемену в моем голосе, прокравшуюся в мой тон ярость. Его глаза расширяются — от страха, понимаю я. Он знает, на что я способна.
Ты до смерти меня пугаешь.
Прошлой ночью мне было больно слышать от него эти слова. Сейчас же они придают мне сил. То, что я могу внушать страх, действует как эликсир. Я могу быть ужасающей, сильной, неприкасаемой. В этом мире мне не придется волноваться о репутации или замужестве.
— Похоже, времена приемлемых слов давно миновали, Кэтрин, — отвечает леди Кэссилис. — Айлиэн уже привлекла к себе излишнее внимание, поэтому моя задача заключается в том, чтобы минимизировать неизбежные слухи. Если церемония пройдет в ближайшие две недели, будет меньше разговоров о том, что дитя родилось раньше срока.
Гэвин, шокированный, таращится на виконтессу. Кэтрин идеально отражает выражение его лица.
Я встаю. Мои щеки горят от лихорадки и злости, которую я больше не могу сдерживать.
— Вон!
У леди Кэссилис отвисает челюсть.
— Прошу прощения?
— Я неясно выражаюсь? Убирайтесь. Из. Моего. Дома. Немедленно.
Даже Кэтрин поворачивается ко мне, раскрыв рот.
— Айлиэн! — ахает она.
Я никогда не показывала эту часть себя при людях, но больше не могу сдерживаться. Тело мое дрожит от яда в крови, а тщательно хранимый ментальный контроль рассыпается прахом. Все рациональные мысли гаснут… исчезают.
Остаются только злость, моя горящая кожа, грохочущий пульс, ревущее сердце и люди в комнате, от которых нужно избавиться.
— Быстро! Вон! — повторяю я с большей силой.
Леди Кэссилис поднимается.
— Я готова была смириться с разницей между нами во имя сына. Но вижу, что в тебе я отнюдь не ошибалась.
Виконтесса плывет к двери в шорохе шелковых юбок.
— Кэтрин! — рявкает она, прежде чем выйти из комнаты.
— Айлиэн… — Ладонь Кэтрин на моей руке настолько холодная, что я вздрагиваю. — Это не было… Господи, да ты вся горишь! Ты заболела?
— Все хорошо.
Я сглатываю и крепко зажмуриваюсь.
— Если я нужна тебе, то могу остаться. Если ты…
— Кэтрин! — доносится из коридора голос леди Кэссилис.
— Нет. — Мне нужно прилечь. Как я и подозревала, ноги меня не держат. Я хватаюсь за спинку кушетки, чтобы не упасть. — Прошу, иди с матерью.
— Если настаиваешь. — Кэтрин вздыхает. — Я ужасно сожалею о том, что она сказала. Она слишком сурова к тебе.
Я открываю рот, чтобы согласиться, но успеваю передумать. Как бы я ни относилась к леди Кэссилис, она действительно моя будущая свекровь. И лучше мне научиться воспринимать ее именно так.
