Он двинулся скорым шагом, чтобы разогреться и расходиться. С мечей началось, думал он, шлепая по лужам. Как там говаривал Лютик? Череда несчастливых совпадений и злополучных инцидентов? Сперва я лишился мечей. Не прошло и трех недель, как лишился лошади. Оставленную в Соснице Плотву, если ее никто не найдет и не присвоит, наверняка съедят волки. Мечи, кобыла. Что дальше? Страшно подумать.
Спустя час, переправившись через трясину, он выбрался к сухим местам, а спустя второй час – вышел на твердый шлях. А через полчаса марша шляхом добрался до перекрестка.
* * *
На перекрестке стоял указатель, столп, с прибитыми к нему досками, направленными ко всем четырем сторонам света. Все были загажены перелетными птахами и густо продырявлены арбалетными стрелами. Всякий проезжий, казалось, полагал своим долгом выстрелить в указатель из арбалета. Потому, чтобы прочесть надписи, следовало подойти вплотную.
Ведьмак подошел. И расшифровал направления. Доска, указующая на восток – согласно положению солнца – носила надпись «Хиппира», противоположная направляла на Тегмонд. Доска третья указывала дорогу к Финдетанну, четвертая же – не пойми куда, поскольку надпись кто-то замазал смолой. И все же Геральт уже знал в общих чертах, где находится.
Телепорт выбросил его в междуречье, сформированное двумя рукавами реки Понтар. Южный, благодаря своим размерам, сумел дождаться от картографов даже собственного названия – на многих картах он фигурировал как Эмбла. А лежавшая меж рукавами держава – точнее, державка – звалась Эмблонией. Верней, звалась когда-то, довольно давно. И давным-давнехонько название то утратила. Где-то с полвека тому назад королевство Эмблония перестало существовать. И для этого были причины.
На известных Геральту землях в большинстве королевств, княжеств и в прочих формах организации власти и общественного уклада дела – в основном, так сказать, – складывались и шли довольно неплохо. Система, правда, иной раз давала сбой, но работала. В большинстве общественных укладов правящий класс – правил, вместо того, чтобы лишь воровать да предаваться азартным играм и разврату. Элита лишь в малой части своей состояла из людей, полагавших, что гигиена – это имя проститутки, а гонорея – птица из семейства жаворонковых. Только незначительное количество рабочих да землепашцев были кретинами, которые жили исключительно сегодняшним днем и сегодняшней водкой и неспособны были остатками своего разума постичь нечто столь непостижимое, как день завтрашний и завтрашняя же водка. Жрецы в большинстве своем не выжимали из людей деньги и не растлевали несовершеннолетних, но придерживались стези добродетели, без остатка посвятив себя решению нерешаемых загадок веры. Психопаты, чудаки, малахольные и идиоты не лезли в политику, во власть и администрацию, но занимались тем, что гробили собственную семейную жизнь. Сельские дурачки сидели по селам, за сараями, не пытаясь играть в народных трибунов. Так было в большинстве государств.
Но королевство Эмблония к большинству не принадлежало. Являлось меньшинством с точки зрения любой из означенных позиций. И с точки зрения многих других.
Потому – захирело. А в итоге – исчезло. Пособили ей в этом сильные соседи, Темерия и Редания. Эмблония, сиречь творение политически неудачное, располагала, однако, определенным богатством. Ведь лежала она в аллювиальной долине реки Понтар, которая веками во время разливов приносила сюда ил. Он стал причиной возникновения пойменных почв – необычайно плодородных для сельского хозяйства. Во время правления владык Эмблонии пойменные земли стали стремительно превращаться в заросшие камышом пустоши, на которых мало что удавалось посеять и еще меньше – собрать. А Темерия и Редания переживали изрядный прирост населения, так что сельскохозяйственная продукция становилась вопросом жизни и смерти. Пойменные же земли Эмблонии манили. Потому два размежеванных рекою Понтар королевства без лишних церемоний поделили Эмблонию между собой, а название ее вымарали с карт. Часть, аннексированную Темерией, поименовали Понтарией, часть, отошедшая к Редании, сделалась Приречьем. На илистые земли явились сонмы переселенцев. Под присмотром умелых управляющих, в результате разумных севооборота и мелиорации, местность стала воистину земледельческим Рогом Изобилия.
Но вскоре начались споры. Тем более отчаянные, чем более богатый урожай всходил на понтарских поймах. Договор, определявший границу между Темерией и Реданией, содержал статьи, позволявшие широкое истолкование, а приложенные к договору карты не помогали, поскольку картографы работу свою похерили. Да и река добавила хлопот – во время затяжных дождей она несколько раз изменяла и передвигала свое русло на пару-тройку миль. Таким вот образом Рог Изобилия превращался в яблоко раздора. Псу под хвост пошли планы династических браков и союзов, а вскоре последовали дипломатические ноты, войны пошлин и торговые реторсии. Пограничные конфликты нарастали, кровопролитие казалось неизбежным. И дело в конце концов до него таки дошло. А после доходило регулярно.
Странствуя в поисках работы, Геральт обычно избегал мест, где часто случались военные стычки, поскольку в таких местах с работой было туго. Раз-другой столкнувшись с регулярной армией, наемниками или мародерами, селяне понимали, что рыскающие в окрестностях волкулак, стрыга, тролль под мостом или умертвие из кургана – не самая большая проблема, не самая большая угроза, – и что на ведьмака денег жаль. Что есть дела поважнее: хотя бы отстроить сожженную армией избу и купить новых кур вместо тех, которых украли и съели вояки. По этой же причине Геральт слабо знал земли в Эмблонии – или, согласно нынешним картам, Понтарии да Приречья. И не имел ни малейшего понятия, к какой из указанных на досках местностей находится ближе всего и куда ему идти, чтобы как можно быстрее распрощаться с пустошами и приветствовать какую-никакую цивилизацию.
Геральт выбрал Финдетанн, то есть север. Примерно в том направлении лежал Новиград, туда ему следовало добраться, и если хотел отыскать свои мечи, то – до пятнадцатого июля.
Примерно через час ускоренного марша он вляпался именно в то, чего так хотел избежать.
* * *
Совсем рядом с вырубкой стоял селянский двор: крытая соломой хата и несколько сараев. Тот факт, что там нечто происходит, подтверждался яростным собачьим лаем и отчаянным голготанием домашней птицы. Ревом ребенка и плачем женщины. Проклятиями.
Он подошел, проклиная в равной мере свою неудачливость и свою щепетильность.
В воздухе летали перья, один из оружных приторачивал к седлу пойманную птицу. Второй оружный лупил плеткой скорчившегося перед ним селянина. Еще один – боролся с бабой в потертой одежке; к юбке бабы цеплялся ребенок.
Ведьмак подошел, без церемоний и лишних слов схватил занесенную руку с бичом, выкрутил. Оружный завыл. Геральт толкнул его на стену курятника. Ухватив за ворот, оттащил второго от бабы, отбросил к плетню.
– Прочь отсюда, – сказал коротко. – Пошли.
Быстро выхватил меч, чтобы его восприняли с надлежащим уважением. И хорошенько помнили о последствиях поведения ненадлежащего. Один из оружных громко заржал. Другой вторил ему, хватаясь за рукоять меча.
