– Держи руки так, чтоб я их видел, – велел Шагот. – А то голова твоя прибавится к этим восьми.
– Он одержим, – запричитал отец Обилад. – Не перечьте ему. Его невозможно победить. Этот древний меч… Его ковали еще в те дни, когда Тирания Ночи властвовала на земле безраздельно.
– Благодарю, – кивнул стурлангер. – Старый нытик говорит правду. И я к этой правде еще добавлю: те, кого вы послали убить меня и брата, облажались. Вместо нас они уложили телохранителей Родриго Колоньи. Потом появились эти восьмеро, поубивали всех, а старика Колоньи забрали с собой. Мы с братом отправились в погоню, помня о нашем уговоре с Бруглиони. Они сопротивлялись, пришлось поотрубать им головы. Думаю, мы заслужили небольшое поощрение сверх условленной суммы, ведь мы за вас отомстили.
Шагот носком сапога подтолкнул одну из голов к Палудану, но она перекатилась поближе к Джервесу Салюде.
– Что вы наделали? – простонал Палудан едва слышным голосом.
– Какой демон завладел твоей душой? – спросил отец Обилад. – Что за древний ужас ты вызвал сюда, в самое сердце церковных владений?
– Ты должен мне две сотни золотых дукатов, – оборвал его Шагот. – И еще награду за свершенную нами месть.
– Обилад, – велел Палудан Бриглиони, покоряясь воле Ночи, – принеси ему деньги. И чтобы без всяких глупостей, понял меня?
– Да, господин, – поклонился ему священник.
Шагот тоже понял.
– Превосходно! – воскликнул он. – Да, и поспеши, потому что, если я сейчас же не увижу денег, они умрут. Ну и без глупостей, разумеется.
Обилад засеменил прочь, а стурлангер пнул еще одну голову.
– Эти ваши братья, – сказал он, – совершенно точно знали о том, что должно было свершиться на площади Мадур. Откуда?
– Что вы наделали! – снова застонал Палудан.
«А я и вправду потряс Брот до самого основания», – подумал Шагот.
Никогда еще в жизни не чувствовал он такой власти над другими людьми, даже во время стурлангерских походов на берега Острова Восьмерых, когда столькие безвинно страдали по его милости.
– Я просто зарабатываю себе на жизнь, – сказал он. – И не желаю пасть жертвой местных интриг.
Вернулся отец Обилад с мешком денег, в котором было больше трех сотен золотых дукатов, украшенных профилями мертвых патриархов. На всякий случай Шагот проверил несколько монет.
– Хорошо. Надеюсь, господа, свой урок вы усвоили и впредь будете вести себя честнее. Иди-ка сюда, отец. – Он поманил старого священника пальцем, а потом прошептал ему прямо в ухо: – Эти ребята знают, что там случилось на самом деле, падре. Так что задирай юбки повыше – и наутек. – Он повернулся к остальным. – Всем спасибо. И давайте в следующий раз без всех этих ваших козней, идет?
Шагот успел покинуть резиденцию Бруглиони до того, как его одолел сон.
Благодаря покровительству Ночи он сумел добраться до убежища, где прятался Асгриммур.
Там сон наконец сковал его, и спал Шагот так долго, что Свавар уже начал всерьез опасаться, а проснется ли брат вообще.
20
Каурен, Коннек
Зима в Коннеке выдалась тревожной для всех, кто пытался осмыслить события, уже окрещенные арнгендцами резней у Черной горы. Сами арнгендцы утверждали, что их собственной вины здесь нет вовсе.
В Коннек устремились сердобольные паломники, жаждущие защитить гонимых чалдарян от злобных еретиков, которые живьем ели младенцев и умерщвляли девственниц (или наоборот).
– Так вот что вы возомнили? – негодовал граф Реймон Гарит, услышав обвинительную речь отца Остина Ринпоче, мерзкого горбуна и посланца из Салпено. – Ничего более нелепого вам в голову не пришло? Могли бы сразу так и сказать: вы, мол, сношаетесь с козами. Глупец! Наверное, именно из-за упорства наших вероотступников и еретиков в Каурене на каждой улице можно найти действующую епископальную церковь. Да в Коннеке соборов больше, чем во всем вашем вонючем Арнгенде. Но соборы-то коннекские, а значит, по-вашему, мы их выстроили, чтобы там сношаться с козами.
Герцог Тормонд попытался вразумить юного вельможу, но тщетно. После победы Гарита над бароном Альгресом к графу стали прислушиваться на советах.
– Что – лишились дара речи? А еще священник! Ответьте мне, священник! Назовите хоть одного служителя епископальной церкви, кто пострадал в Коннеке от рук ищущих свет.
– Епископ Антье, Серифс, – радостно отозвался Ринпоче.
Ответом ему было молчание.
Долгое молчание.
– Пресвятой Аарон и его осел, – сказал кто-то, – а глупец-то не шутит.
– А он не глупец, – презрительно усмехнулся Гарит. – Все гораздо серьезнее: он умалишенный.
Даже герцог Тормонд, прозванный Недотепой, воззрился на отца Ринпоче так, словно перед ним был буйно помешанный.
– Отец, неужели вы сами верите в то, что говорите? Серифс – настоящий вор, он всегда злоупотреблял своим саном и ни во что не ставил ничьи права. Клятвопреступник, содомит и растлитель. Список его прегрешений можно продолжать бесконечно. Если бы не заступничество Безупречного, его бы давным-давно повесили. Сначала я еще собирался поддержать вашу миссию, но услышать такое! Мы все тут отлично знаем, какова была при жизни эта крыса – епископ Серифс.
– Сам принципат Бронт Донето, – отрезал Реймон, – а он родственник патриарха, столкнул эту сволочь со скалы, после того как им не удалось разграбить Антье.
Но отца Ринпоче невозможно было переубедить.
– Святой отец, я благочестивый прихожанин, – герцог поднялся с кресла, сцепив перед собой руки, – каждый день хожу в церковь и всегда исповедуюсь. Я отправил патриарху письмо и спросил его, чего еще он от нас ждет. Ответа я так и не получил, но нас по-прежнему обвиняют во всех смертных грехах те, кто надеется использовать имя господне, чтобы разграбить Коннек. Послушайте же, Ринпоче, услышьте нас. В этом зале собрались почти все хоть сколько-нибудь значимые жители Каурена. Я взываю к вам: найдите среди них хоть одного неверного.
«Призыв не самый мудрый», – подумал брат Свечка. Вот, например, он сам. А кроме него, и многие другие присутствующие тоже не верили в непогрешимость Безупречного V.
Но арнгендский священник призыву не внял – он просто ничего не ответил.
Ринпоче вернулся в Салпено и передал, что Коннек закостенел в грехе, а лазутчики мейсалян, этих прислужников ворога, тайно распространили там свое влияние. Единственный выход в сложившейся ситуации – сделать то, к чему уже давно призывает патриарх: объявить священный поход против мейсальской ереси.
Власть предержащие с радостью выслушали отчет Ринпоче. Многие из них жаждали мести, другие – наживы, а правда мало кого интересовала. К тому же в Арнгенде правил немощный король, который ни умереть толком не мог, ни исполнить монаршие обязанности (хотя и смерть его за неимением наследного принца ничего бы не решила).
