Пожилая леди достала из коробки красный двухэтажный игрушечный автобус, тщательно прицелилась и запустила им в танцующих.
Автобус ударился о крышу разбитой машины, из-под смятого капота которой валили клубы серого пара, отскочил, потеряв заднюю пару колес, и раскололся о тротуар.
– Проклятые китаезы! – снова заистерила миссис Уотс. – Забирайте свои гребаные игрушки! – следом за автобусом вниз полетела фигурка полисмена. – В которых превышено содержание свинца и полихлорурины! – вниз полетела красная телефонная будка. – Наше дело верное, и мы все равно надерем вам задницы! – о мостовую ударилась фигурка гвардейца в красном мундире и высокой медвежьей шапке. – Забирайте! Забирайте свое барахло и уматывайте! Живо!
Миссис Уотс перевернула коробку, и вниз посыпался град из разноцветных, сделанных в Китае сувенирных игрушек, до которых столь охочи иностранные туристы. Поэтому-то она и выставляла их на отдельной полке в своей скобяной лавке.
Бросив вниз пустую коробку, миссис Уотс вскинула вверх руку, в кулаке которой было что-то зажато. Что-то очень небольшое и трогательное. Том даже подумал, что это одна из канареек, которых так любила миссис Уотс.
– Но это! – пафосно прокричала пожилая леди. – Это я вам не отдам! Это то, что стояло и вечно будет стоять на страже западной цивилизации! Это вы сможете выхватить из моих рук только после того, как вырвете сердце из моей груди!
Миссис Уотс поставила вещицу, что держала в руке, на край подоконника.
Заинтригованный сверх всякой меры, Том открыл дверцу прикроватной тумбочки, выхватил из нее бинокль и снова метнулся к окну.
Направив объективы на окно миссис Уотс и настроив резкость, он увидел небольшой раскрашенный бюстик Уильяма Шекспира.
Том почувствовал, как комок подкатил к горлу.
Поистине несокрушима нация, которая своим охранителем считает не всесильного властителя, и не великого полководца, и даже не святого заступника, а величайшего поэта всех времен!
Впрочем, не успел Том об этом подумать, как миссис Уотс схватила бюстик Шекспира и запустила его в танцующих немцев, которых она почему-то почитала за китайцев.
И на этот раз бросок достиг цели – Шекспир угодил мужчине в плечо.
Дернувшись, тот перестал танцевать, посмотрел наверх и что-то заговорил по-немецки. Он не возмущался, а как будто что-то спрашивал.
– Вали отсюда, китаеза! – по пояс высунувшись из окна, миссис Уотс указала в конец улицы.
Мужчина отвесил ей благодарственный поклон, сказал еще что-то по-немецки, обхватил свою даму за талию, готовясь не к вальсу, а скорее к мазурке, и они вместе, весело подпрыгивая и высоко вскидывая ноги, поскакали в указанном миссис Уотс направлении.
Услыхав прерывистый стук, доносящийся откуда-то неподалеку, Том отложил бинокль и, опершись руками о подоконник, подальше выглянул из окна.
Сосед Шепардов справа, мистер Венритас, чьим старым ноутбуком пользовался Том, вышел на тротуар возле своего дома.
У мистера Венритаса были кривые волосатые ноги, будто синей сеткой оплетенные варикозными венами. Грудь и спина у него тоже были волосатые.
Все это было откровенно выставлено напоказ, поскольку мистер Венритас вышел на улицу в одних только узеньких ярко-оранжевых стрингах. Неудобно даже было задаваться вопросом, у кого он их позаимствовал.
В руках у мистера Венритаса была мотыга, которой он старательно ковырял асфальт.
Том посмотрел в другую сторону, где с Шепардами соседствовали Хопкинсы.
Миссис Хопкинс видно не было. А мистер Хопкинс сидел посреди уложенной крупными камнями дорожки, ведущей к крыльцу дома. На нем была голубая пижама с розовыми, дующими в трубы ангелочками. Вокруг головы у него был обмотан малиновый галстук.
Мистер Хопкинс сидел на земле, сложив ноги как индеец. Перед ним на дорожке горел небольшой костерок, на котором мистер Хопкинс пытался зажарить какого-то зверька, насаженного на прут.
У Тома появилось подозрение, что мистер Хопкинс пытался приготовить на огне морскую свинку, жившую у них с миссис Хопкинс дома.
– Мистер Хопкинс! – зачем-то окликнул соседа Том.
А тот, как ни странно, обернулся.
Том помахал рукой.
Мистер Хопкинс ответил ему тем же.
– Что готовите, мистер Хопкинс? – поинтересовался Том, только чтобы поддержать беседу.
– Летучую мышь! – ответил сосед и поднял вертел повыше, чтобы Том мог рассмотреть добычу.
Существо, насаженное на вертел, и в самом деле было похоже на летучую мышь.
– Где вы ее взяли, мистер Хопкинс?
– Поймал в доме.
– У вас в доме водятся летучие мыши?
– Разумеется, нет! Это моя жена. Ты разве не в курсе, приятель, что моя жена – вампир?..
Том отшатнулся вглубь комнаты и захлопнул окно.
Похоже, все вокруг сошли с ума!
И он остался единственным здравомыслящим человеком…
От мысли такой становилось здорово не по себе. Поэтому Том решил, что пока об этом лучше не думать.
Нужно сосредоточиться на главном.
Главное – добраться до доктора Робертса. Благо живет он неподалеку.
Хотя в таком маленьком городке, как Стратфорд-на-Эйвоне, все находится неподалеку, но до дома доктора Робертса, живущего на углу Шекспир-стрит и Малберри-стрит, было и вовсе рукой подать. Том мог доехать до него на велосипеде за десять-двенадцать минут.
Проблема заключалась в том, что дядю с тетей нельзя было оставить дома одних, без присмотра. Кто знает, кем они могли возомнить себя, пока Тома не будет рядом?
Что, если кто-нибудь из них вообразит себя омаром, наберет полную ванну воды и нырнет в нее?
Вариант с превращением в птичку, с учетом того, что дом трехэтажный, также не казался безопасным.
А почему нет?
Смогла же миссис Хопкинс превратиться в летучую мышь. Пусть только в воображении мистера Хопкинса. Кем она сама себя считала, Тому было неведомо. И, может быть, оно и к лучшему. Тому пока и собственных проблем хватало.
Пока Том спускался вниз по лестнице, в голове у него зрел план. Может быть, и не самый лучший. Но другого ведь все равно не было.
Заглянув на кухню, Том в первый миг возликовал, решив, что все пришло в норму.
Все стало, как прежде!
Дядя и тетя сидели за столом напротив друг друга, держа в руках чайные чашки.
Это можно было принять за мирное семейное чаепитие.
Но только на первый взгляд.
– Голубчик! – с мягкой укоризной в голосе обратилась к Тому тетя Мэгги. Однако лицо ее при этом выражало крайнее недовольство. – Где это вы так долго пропадали?
