Луна пока одна, значит, неопасно. Звезд много, я вообще-то слышал про невероятных умников, что посмотрят на небо и говорят знающе, что это не наше небо, но для меня просто небо, где днем солнце, а ночью луна. Хотя солнце каждый день, а луна то есть, то нет.
Но здесь и солнце не солнце, а что-то вообще, и луны будто и не луны, а жуть какая-то. Ходи и боись, что вдруг выскочит из-за горизонта и обязательно укусит, как собака злая, если не спрячешься.
На крыше кузницы присела и, сильно оттолкнувшись голенастыми лапами, взметнулась в воздух огромная птица.
Я проследил взглядом, как, часто-часто взмахивая крыльями, пошла по крутой кривой в темное небо и там растворилась в черноте. Я попытался вспомнить, как выглядят устраивающие гнезда на крышах журавли и аисты, но те вроде бы намного мельче.
Глава 12
Проснулся утром свеженький, будто и не таскал вчера мешки с зерном. Некоторое время прислушивался, как тяжело поднимаются слуги, бормочут и сопят, еще не выйдя из сна, протяжно зевают, потягиваются, хрустя суставами.
Карнар поднялся первым, бодрый и подтянутый. Я под его взглядом вскочил, помахал рукой, дескать, готов к труду и обороне.
Он кивнул, на его лице тут же появилось сомнение, всякий раз такое выражение, когда смотрит на меня.
— Пойдем, — велел он, — остальные знают, кому что делать.
— А мы?
— Мы тоже знаем, — ответил он кратко.
Я вышел за ним на крыльцо, во дворе птичий гам, прибыли телеги с клетками, полными кур, гусей и уток. Наше здание, где слуги и придворная челядь, ближе всех к задним воротам дворца. Вообще-то правильно, но это значит, что пригнанный из сел скот забивают под нашими окнами, частенько и разделывают прямо на месте, по крайней мере сдирают шкуры, подвесив туши на огромные крюки.
Карнар посматривал на все это хозяйски равнодушно, все идет своим чередом, а я кивнул в сторону кузницы.
— Слушай… а что там за птица летает ночью? Громадная, крылья длиннее моих рук.
Он хмыкнул:
— Да разные. А что?
— Видел ночью просто громадную, — объяснил я, — а вылетела не то из самой кузницы, не то соскочила прямо с крыши.
Он поморщился:
— Какая ж то птица?
— Вот и мне так показалось, — сказал я осторожно. — А что было?
Он посмотрел с насмешкой в глубоко посаженных глазах.
— Дык самому кузнецу и приходится… Не понял? Ему нужны всякие травы к металлам, что тут непонятно?.. Рвать их можно только ночью, к тому же успеть, пока роса не легла, иначе все пропало.
Я протянул ошалело:
— А-а-а… так бы и сказали, мастер Карнар! Если кузнец, тогда да… А я подумал было на колдуна, но чего колдуну с кузни летать? Он может, думаю, и со своей башни, хоть и боязно прыгать с краю. Я бы ни за что.
— Ты что, совсем дурак?
— А кто из ваших колдунов главнее?
— Да кто их знает, — ответил он равнодушно. — Им виднее, а со стороны и не разберешь. К ним никто приближаться не хочет: вдруг порчу наведут.
— Оба такие злые?
Он пожал плечами:
— Да кто их знает? Но раз могут навести, от таких лучше подальше. Хотя могут и не навести. Но я вот точно ни на кого не наведу, понял?
— Понял, — ответил я с восторгом. — Потому у вас столько друзей, мастер Карнар! И потому вы всегда пьяный в доску!
Он пророкотал довольный, как большой сытый слон:
— Ну вот видишь, как хорошо быть беспорчевым… Я все думаю, куда бы тебя приспособить, и пока ничего не идет в голову. Это Полипу или Кенгару всегда найду работу, а вот тебе… вдруг в самом деле умеешь больше, чем они? Не по-хозяйски тебя использовать на простых работах, если умеешь что-то посложнее.
Я сказал почтительно:
— Как скажете, мастер Карнар!
— Походи пока так, — рассудил он, — посмотри сам. Вдруг что-то найдешь более сложное, чем таскать мешки с зерном или воду из колодца. А потом решим.
Я сказал с восторгом:
— Мудро!.. Мастер Карнар, вам управляющим бы! Вы так хорошо всем даете работу, чтобы от каждого получить наибольшую, так сказать, отдачу. А то глерда Риана и не видно вовсе…
Он польщенно улыбнулся:
— Иди-иди.
Стараясь не привлекать внимания, а то скажут, чего это он без работы, чем лучше нас, а то как глерд какой ходит, я все-таки делал вид, что чем-то занят, бесцельно не слонялся, а всегда с деловым и озабоченным видом, позаглядывал во все подсобные помещения, наговорил хороших слов кузнецу, польстил оружейнику, чья работа заключается в мелком ремонте, а мечи, доспехи и все остальное привозят из мастерских в городе, посмотрел, как растирают зерно в ступках, сорок человек трудятся, не разгибаясь, хотя проще бы одну мельницу…
Все так же озабоченно-деловито начал заходить и на ту сторону нашего здания, оттуда видно главное, а там кроме мага и часто мелькающего управителя несколько раз видел глерда Руперта Картера, начальника охраны, как объяснили вскоре. Я удивился бы, окажись он кем-то иным: высокий и суровый с худым костистым лицом, где два заметных шрама, и несколько едва различимых, постоянно в кирасе и кожаных доспехах, с широко раздвинутыми плечами и с длинными мускулистыми руками.
При его появлении подтягиваются не только стражники, но и слуги, что-то есть в нем такое, что может заставить броситься в бой любого, если вдруг на дворец нападут.
В полдень во двор вышел очень высокий и статный мужчина в длинной черной мантии, украшенной золотом и драгоценными камнями, настолько статный и величественный, что такой может быть только королем, а то и вовсе дворецким.
Ко мне сзади незаметно подошел Карнар, сказал почти шепотом:
— Церемониймейстер Френсис Гальтон. Кого-то ждет…
С другой стороны к Карнару мелкими суетливыми шажками и пригибаясь, как при обстреле, подбежал Фрийд. На меня посмотрел зло, проговорил пискляво:
— Это только нашему варвару непонятно, кого…
На залитые солнцами плиты двора пала двойная тень. С неба медленно и по-королевски величаво опускается гондола на длинных веревках, а сам огромный шар почти не двигается, яркий и праздничный, как на карнавале.
— Из Пограничья прибыл, — сказал Карнар тревожно. — Его милкнер черного цвета.
Мое сердце заколотилось чаще — это уже не магия, а настоящее воздухоплавание, — торопливо огляделся, ухватил с телеги мешок поменьше и с самым деловым видом понес к главному дворцу.
Оттуда выбежали слуги, из гондолы выбросили мотки веревок, внизу ухватили и дружно потащили вниз.
Из корзины, не дожидаясь, когда откроют дверцу, выпрыгнул через край человек в темной одежде и кирасе из черной бронзы, что, как я слышал, самая прочная на свете. Плотно сбитый, высокий, с властными манерами, я сразу ощутил исходящую от него ауру силы и могущества.
