Я подпустил в голос изумления:
— Это ж непонятное… Почему там еще один я? Колдовство?
— Оно самое, — подтвердил он. — Хотя и говорят, что это такое свойство, но как же не колдовство, когда там тоже мы?..
— Только между нами стена, — сказал я, уточнил: — Невидимая.
— И очень тонкая, — сказал он. — Видишь, когда касаешься, между нашими пальцами почти ничего и нет?
— Колдовство, — сказал я убежденно. — Но у того борода растет… у меня нет!
Он хмыкнул:
— Как нет?
Я пощупал подбородок.
— Ух ты, в самом деле… У вас бреются топором или пилой?
Он поинтересовался:
— Пилой? А что это?.. Фрийд бреется своим топором, он так его оттачивает, что… А мы — простыми ножами. Конечно, не теми, что мясо режут. Сегодня одолжу свой, но отыщи и себе ножик. Если не умеешь затачивать, покажу.
Пришлось учиться бриться остро отточенным ножом, утешал себя тем, что так брились все люди на свете, которые, конечно, брились. Сперва с непривычки украсил лицо мелкими порезами, но у других морды чистые, и на вторую неделю уже сумел снять щетину без единого пореза.
Можно бы, конечно, отпустить небольшую бородку, все-таки обрезать волосы проще, но тут всякий бородач, даже с двухнедельной щетиной, считается простолюдином и сторонником секты Старопреданных, так что хочешь не хочешь, а будешь бриться, смотреть прямо, а спину с гордо разведенными плечами держать прямой.
После первого бритья рассказал в дворовой о впечатлениях, упомянул и о поразившем меня зеркале. Фрийд похмыкал, сказал авторитетно, но с привычным раздражением:
— Это уже не колдовство, понял? Так, остатки…
— Как это?
— Когда-то, — сообщил он, — когда люди были людьми, а не тем дерьмом, что сейчас, через эти зеркала можно было смотреть. Проще говоря, подсматривать. Все зеркала на свете как бы одно целое, понял?
— Нет, — ответил я честно. — А ты?
— Тоже, — огрызнулся он, — но так было! А высшие маги вообще могли переходить из зеркала в зеркало. Вот тогда было жить интересно…
Я охнул.
— Это как? Входишь здесь, а выходишь в другом месте?
Он кивнул.
— Соображаешь, хоть и дубина. В старину из-за этого случалось много всякого. Ну там воровство, убийства, грабежи, войны… В конце концов маги сумели…
— Что?
— Сумели, — повторил он недовольно, — наложить заклятие, сделавшее зеркала всего лишь… вот такими, как сейчас. Собрались как-то и наложили. Сообща.
Я кивнул, сказал рассудительно:
— Да, наложили так наложили! Сразу, думаю, облегчение почувствовали.
— А то, — ответил он. — Не только они.
— Это же хорошо, — сказал я. — Так спокойнее.
— Соображаешь, — сказал он с непонятным раздражением. — Не нужны нам придумки магов. Жизнь должна быть проще.
Я вспомнил свое отражение в зеркале, промолчал. Значит, они все такие же магические. Недаром такая толстая и массивная рама. Для простого зеркала можно бы и попроще. Но на всех зеркалах королевства могучая защита, скрывающая реальные возможности. И пока нет умельца, кто взломал бы… Хотя это не мое дело, думать надо совсем о другом, а не о бабах. Тьфу, о зеркалах.
Поздно вечером, когда работы во дворе закончены из-за наступления темноты, слуги собрались в людской. Кто сразу после ужина завалился спать, кто принялся чинить одежду, трое с бурдюком вина устроились в углу и вели неспешные беседы, а я все присматривался к Алате.
Она устроилась на табуреточке, вокруг ворох неопрятной пряжи, в руках длинная тонкая палочка с острыми концами и толстенькая такая посредине: если память меня не подводит, то это не что иное, как веретено. Более длинное к верхнему концу, утолщение спускается вниз, Алата крутит это веретено умело и быстро, волокна сплетаются в нить.
Куча кудели в углу, уже очищенная от тресты, а утром я видел, как внизу у ручья молодые женщины с веселыми шуточками колотят и мнут лен, треплют, хотя все это проще было бы в простом барабане, который один человек крутит за ручку.
Карнар подошел со спины, я узнал его по нависшей тени, но сделал вид, что не заметил.
— Что-то, — проговорил он с подозрением, — ты зачастил в этот угол… И с Алаты глаз не сводишь… Сочная девка, верно?
— Спелая, — согласился я. — Как черешня. Но вообще-то я смотрю и на ее работу.
— Ого, — сказал он, — чувствуешь что-то или же, как и всех, к девкам тянет?
— Тянет, — признался я, — но улучшить тоже могу.
Он хмыкнул:
— Что улучшить? Сиськи?
— Ну почему сиськи? — ответил я с обидой. — Чуть что, сразу сиськи… Вовсе не о сиськах, хотя, конечно, вот как только ты сказал… тогда да, но только потому, что ты натолкнул…
— На идею?
Я помотал головой:
— Не насчет сисек, там какие идеи?.. Я там совсем не идейный. Насчет веретена возникла как бы мысль. Умная, у меня других не бывает, даже в чем-то мудрая, хотя и не совсем, а даже как бы наоборот, но зато реальная…
— Что, вот так сразу?
— Нет, — ответил я, — но через недельку точно.
Он посмотрел с сомнением, покачал головой:
— Хорошо. Можешь даже ночевать с нею рядом. Даже на одной лавке. Или где угодно. Но через неделю чтоб… э-э… улучшил! Иначе я донесу управляющему Риану, что ты простой жулик. А уж его люди тобой займутся.
Когда он ушел, Алата спросила шепотом:
— А ты в самом деле можешь?
— Что-то придумать?
— Улучшить!
— Могу, — ответил я. — Только не сразу.
Она посмотрела с надеждой.
— Лучше бы ты улучшил. А то мастер Карнар тебя в чем-то подозревает, хотя ты такой простой, такой открытый и простодушный…
— Я такой, — подтвердил я с готовностью. — Простодушнее не бывает! Вообще простодырый. Особенно в районе карманов.
Она прошептала:
— Карнару только дай повод. Он к тебе присматривается и, даже боюсь сказать, вроде бы побаивается. Но с другой стороны…
— Что?
Она прошептала:
— Если сумеешь улучшить хоть что-то… уже станешь особенным! А ты, говорят, трижды что-то улучшил или поломал…
— А-а-а, — сказал я беспечно, — ну, улучшения сами из меня лезут. Я такой. Драку запихиваю взад, а улучшения выпускаю. И здесь уже знаю, что делать… Только торопиться не буду.
Она прошептала восторженно:
— А что придумаешь?
— Прялку, — ответил я.
