Я возразил вяло:
— Если придет королева, спать при ней как-то неловко… Все-таки женщина, хоть и символ. Ног у нее нет, но голова есть, а там глаза, да еще какие стр-р-р-рашные…
Он сказал беспомощно:
— Но ты…
— Да выживу, — сообщил я, — выживу. Лес пообещал, что никаких убивательных санкций. Он вошел в мое трудное положение.
Он спросил ошалело:
— Кто?
— Лес, — повторил я. — Человек должен уметь говорить с природой. Хотя она не храм, а мастерская, а человек в ней — работник, однако мы не должны ждать милостей от природы, но вежливо принять их от нее — наш долг вежливости и взаимопонимания в целях дальнейшего плодотворного сотрудничества.
Он посмотрел обалдело, ничего не понял из очень правильных и красиво-благородных слов, обкатанных до полной потери смысла.
— Ладно, — сказал он очень серьезным голосом, — отнеси траву старшему в той комнате. Пусть истолкут в кашицу. Остальное все готово. Только не всю неси, достаточно три стебля… Возьми вот эти, они самые сочные…
Глава 20
Я не только отнес те три стебля старшему из помощников, хотя какие они помощники, но и объяснил на всякий случай, что надо делать — ставки слишком велики. Он слушал угрюмо и с явными признаками поражения на хмурой морде. Все-таки он еще слуга, а я уже ученик, хотя без году неделя. Не знают еще, что не просто ученик, а помощник! Более того, младший партнер, хотя еще сам не знаю, как это, но явно имею прав больше.
Заглянув к себе, быстро и с удовольствием покормил замечательного прожорлика, растет просто стремительно, толстенький, как рыба-шар, сразу же полез ко мне на ручки, умильно хрюкает и закрывает глаза, когда я ему чесал пузико, все звери почему-то обожают, когда им чешут брюхо, а когда попытался опустить обратно в шапку, запищал обиженно и так вцепился всеми четырьмя, что после нескольких попыток избавиться кое-как передвинул микроскопического крокодила на плечо, где он прижался пузом, распластался, принимая цвет рубашки, и сыто задремал, вогнав коготки сквозь плотную ткань даже в мою кожу.
Когда вернулся к Рундельштотту, тот уже не просто волнуется, его трясет, то и дело подбегает к двери, прислушивается к голосам с той стороны, тут же мчится к столу и в который раз торопливо просматривает полуистлевшие страницы древней рукописи, хотя, думаю, давно заучил все наизусть.
— Не волнуйтесь, — повторял я. — Вы гений, мастер Рундельштотт!.. У вас все получится.
Мой дракончик распластался на плече, страшится шевельнуться, чтобы не согнали, но Рундельштотт сейчас не заметил бы на моих плечах и нильского крокодила.
Встрепанный и взмокший, он в конце концов рухнул в бессилии в кресло с колесиками и дальше скользил в нем вдоль длинного стола, проверяя и перепроверяя.
— Мастер, — сказал я, — у вас глаза красные!.. Могут лопнуть, если перестараетесь.
Он бормотал шепотом обрывки заклинаний, лицо чуть порозовело, но глаза налились кровью еще сильнее. Заклинания, как и лекарства, одно лечат, другое калечат.
— Давайте, — предложил я, — помогу вот тут…
Он вскинул руку, заставляя умолкнуть, замер, начал прислушиваться, даже глаза чуть прикрыл. Я напряг слух, но из-за двери доносится монотонный шум, словно стадо овец ржет из длинного ряда кормушек.
— Королева, — произнес он замедленно и с ужасом.
— Что с нею? — спросил я шепотом.
— Поднимается, — проговорил он, все еще прислушиваясь, но в голосе проступила тревога.
— По лестнице? — спросил я опасливо. — Или как-то иначе?
— По ступенькам, — огрызнулся он. — Уже на середине лестницы…
— Ну и слух у вас, — восхитился я. — Это ж хорошо, ее и ждем!
Он перевел взгляд на меня, глаза показались чуточку безумными.
— Она уже близко!
— Мастер, — сказал я быстро, — не паникуйте. Не паникуйте, все под контролем. Все в вашем кулаке.
Он разжал сухонькие кулачки, посмотрел и снова сжал. Мне они напомнили высохшие коробочки мака, такие же серые и хрупкие.
— Вот-вот, — сказал я, — вы свое не упустите!.. Вы лев рыкающий! И пинающе попирающий.
— Сегодня решится, — прошептал он, — жить нам или не жить…
Я посмотрел косо, я при чем, но повторил с должным подобострастием:
— Вы гений, мастер Рундельштотт!.. У вас все получится!.. Гении вне логики!..
Дверь распахнулась с такой силой, что обе половинки ударились с грохотом о стену. Вошли, а точнее, вломились двое рослых гвардейцев в металле с головы до ног и копьями с длинными наконечниками, напоминающими ножи. Оба встали по обе стороны от входа, рассматривая нас угрюмо и с подозрением.
Еще двое в красных с золотом мундирах вошли и придержали половинки двери в ожидании королевы.
Мучительно долгую минуту мы с Рундельштоттом стояли, не двигаясь, как два суслика у норки. Дыхание чародея становилось все более хриплым и частым.
Вход озарился мерцающим светом, в проеме появилась королева. Бирюзовое платье до пола, но без глупой пышности, пояс усеян драгоценными камнями, разноцветными, но создающими странную гармонию, волосы убраны строго и по-деловому, хотя из пышной прически торчит с полдюжины заколок с кроваво-красными рубинами.
Я успел увидеть толпу придворных, от блеска золота и драгоценностей на одежде и шляпах глаза на мгновение просто ослепли. Королева смотрит холодно, лицо из драгоценного янтаря, желто-золотые глаза, огромная копна зловеще-черных, как воронье крыло с синеватым отливом, пышных волос, а брови густые, угольно-черные, без блеска.
Мяффнер продолжал тараторить:
— …а еще, ваше величество, в землях глердства Жмайди культ бога Укулуса снова возрождается. Опять выстроили храм…
Она остановилась на пороге, смерила его холодным взглядом. Голос ее прозвучал так, словно сто лет пролежал в вечной мерзлоте:
— Храм?
— Почти, — ответил он, чуть смутившись. — Пока там только жертвенник… Но уже сейчас, вы не представляете, полыхает огонь на камне! Это полноценное капище!
Она нахмурилась:
— Жертвы приносили?
— Да, ваше величество! — ответил он с готовностью. — Несколько раз. Всегда незаконно.
— Кого?
Он чуть смутился, ответил с запинкой:
— Пока только животных…
— Ну-ну?
— Однако идут разговоры, — продолжил он, — насчет духа древних традиций…
— Подробнее!
— Будут избирать девственниц, — пояснил он, — а их кровью пропитывать священную землю храма…
— Установите наблюдение, — велела она. — Как только принесут в жертву человека, сразу же всех под стражу. Вожаков повесить вокруг их камня, остальных — под арест.
