Она сказала с убеждением:
— Ты сумеешь. Ты герой.
Я хмыкнул.
— Да уж, сам собой любуюсь. Но те, что вон там скачут и машут, эти точно ничего не. У них в голове только эти вот рыцарские косплеи. В смысле, турниры и захваты замков. Хотя, признаю, красиво. Во всяком случае, лучше замки вот так захватывать, чем пьянствовать да воровать…
Она присмотрелась, на лице появилось некоторое смущение.
— Оружие и доспехи у них очень уж хорошие… Лучше, чем у нас. Неужели у всех из настоящего железа?
— У всех, — подтвердил я.
— Богатые, — сказала она с завистью. — С такими воевать опасно.
— Дык железа везде полно, — пояснил я. — У нас железный век.
— А у нас?
— У вас бронзовый, — пояснил я, — на переходе к железному. Я уже говорил… Вообще–то, ваше величество, не хочу обманывать, но на самом деле такого мира нет. Всего лишь игра скучающих бездельников.
Она спросила озадаченно:
— Как это нет? А я?
— Мираж, — объяснил я безапелляционно. — Фата моргана. Глюк. У меня помутнение, не ту травку скурил.
— А ты где был?
— Тоже мираж, — заявил я. — Я слишком много выпил вчера, вот и пригрезились всякие ужасы. Это же надо придумать такой омерзительный мир!
Она нахмурилась и смотрела с подозрением, я дословно повторил ее слова, это могло быть издевательством.
— Ладно, — сказала она почти деловым голосом, — те великолепные доспехи, что я зрела на ваших доблестных рыцарях, стоят пусть и дорого, но не так уж слишком…
Я насторожился.
— Ваше величество?
— Их много, — объяснила она. — Я видела, как проехал целый отряд в таких же точно. Только гербы разные. Если бы каким–то образом удалось купить партию… ну пусть хоть десяток, это сделало бы такой отряд неуязвимым!
Я покачал головой.
— Вряд ли такое возможно.
Она чуть скосила глаза на свои драгоценности, подняла руку, коснулась кончиками пальцев жемчужного ожерелья в три ряда.
— Но эти украшения у вас стоят дорого?
Я развел руками.
— Ваше величество… Не говоря уже о том, что пока нет возможности перебросить даже вас обратно, скажу еще, что… или ладно, скажу просто «нет»!
Она помолчала минуту, очень уж твердо и решительно я произнес это слово, наконец произнесла спокойно:
— Почему?
— Ваше величество, — спросил я, — почему вы там у себя боретесь против магии?
Она помолчала, взглянула с некоторым колебанием, сообщать или нет этому туповатому существу некоторые сложные вопросы бытия.
Я ждал, по ее лицу промелькнула гримаска неудовольствия.
— Крестьяне должны работать, — ответила она кратко. — И получать за свою работу плату.
— А магия?
— Магия все нарушает, — отрезала она. — Потому ее нужно исключить из жизни. Королям необходимы стабильные королевства, где все понятно и предсказуемо. Где можно строить планы и рассчитывать на много лет вперед!
Я помолчал, поинтересовался:
— Ваше величество… можно мне поцеловать вам руку?
Она выпрямилась, спросила враждебно:
— Что случилось?
— Зауважал вас вдруг, — признался я. — Может быть, это минутная дурь, тут же пройдет, но сейчас вот сам дивлюсь и ужасаюсь…
Она долго смотрела на меня тем недоверчивым взглядом, словно хотела спросить, а не грызану ли со всей демократической дури, наконец покачала головой.
— Нет.
— Нет? — переспросил я. — Жаль… хотя вообще–то уже нет, не очень–то и жаль. Дурь начинает выветриваться, ваше величество. В самом деле чувствовал бы себя последним дураком, позволь вы мне такое! Вы в самом деле мудрая, как змея, королева. Даже когда того и не подозреваете, все равно мудрая… Послушайте, гости ушли, самое время пожрать вволю! А то как на вас смотрю, всегда есть хочется. Как приговоренному к казни.
Она поморщилась.
— Нельзя неприязнь к родителям демонстрировать так явно. Неприлично. А в отдельных случаях даже непристойно.
— Так никто ж не видел, — сказал я. Посмотрел на ее лицо, уточнил: — А вы не в счет, вы не человек, а королева.
— Перед королевой, — произнесла она назидательно, — человек должен демонстрировать свои лучше качества!
Я сказал в изумлении:
— А я что делаю? Видели бы вы мои остальные!.. Счас–счас, позвольте поставить перед вами вот это блюдо. Рекомендую попробовать вот эти восхитительные колбаски! Это вовсе не червяки, какими кажутся. Червяков вы съели за завтраком, не поняв, что то были червяки…
Она не изменилась в лице, продолжала так же осторожно брать кончиками пальцев тончайшие ломтики сыра, что тают во рту, как снежинки, а я ощутил себя грубияном, что и нагрубить не может изящно и с пританцовыванием, а вот так просто по–деревенски, весомо, грубо, зримо…
— Кажется, — произнесла она, — я понимаю. Тебе кажется, что такие доспехи тоже что–то изменят.
— А вам?
Она в едва заметном раздражении повела взглядом в мою сторону.
— Может быть, и нет. Но я сумела бы пользоваться так, чтобы ничего не нарушать. Например, вооружила бы только дворцовую стражу, что не воюет, не захватывает чужие земли, а только хранит порядок.
— Уже нарушение, — сказал я. — Ваше величество, допустим, только допустим!., что вы стали чудовищем на троне. Пожираете живьем младенцев, устраиваете чудовищные казни только для того, чтобы повеселиться… Другого короля бы народное восстание смело бы с трона, а тут… стражи в таких доспехах будут в самом деле неуязвимыми и смогут убивать и убивать людей, пока их вообще не останется в королевстве.
Она морщилась, смотрела холодно, но когда я закончил, сказала лишь коротко:
— Ты просто глуп.
Я поклонился.
— Как скажете, ваше величество.
Глава 10
Закат бесподобный, вся западная половина неба стала золотой, а на последней трети застыли исполинские багровые волны, где в щелях полыхает яростный пурпур угасающего, но все еще чудовищно горячего солнца.
Я покосился на длинные косые тени, что пали во двор, повернулся к королеве.
— Не желаете ли принять на ночь ванну?
Она в недоумении приподняла брови.
— Что, и здесь есть ванные?
— Не королевские, — сообщил я со смиренной издевкой, — но все же, все же и как бы.
Она подумала, поинтересовалась:
— Формер привезут когда?
