Николай не услышал, чтобы Тиллбарт отдал какое-либо приказание или даже показал самый незаметный жест. Но воины охраны, словно один гном, синхронно сделали три шага назад. Все, кроме пятерых поклонников тихих переливов рога.
– Не понял, – ошарашенно произнес Тиллбарт и резко потряс бородой, словно сгоняя с себя наваждение. – Пламя, Дуб, вы чего? Слизи объелись, что ли?
Два охранника, к которым Тиллбарт обратился по именам, отрицательно покачали головами и шагнули к командиру. Третий же, стоявший за спиной Тиллбарта, без лишних движений и разговоров широко размахнулся и рубанул топором под колени своего предводителя. Огромный воин опрокинулся на спину, а подскочивший четвертый гном ударил в горло лежавшему коротким кинжалом. Пламя и Дуб перепрыгнули через тело Тиллбарта и бросились к королю.
Но Осипов уже не видел их стремительного прыжка. Потому что еще до того, как из горла главного телохранителя вылетела мощная струя крови, Его Величество развернулся и ринулся в бушующую толпу придворных. Николай как-то сразу понял, что он попал. И попал так сильно, что только чудо сможет его сейчас спасти. На самом деле в чудеса Коленька перестал верить еще во втором классе, когда в новогоднюю ночь случайно увидел, как его отец переодевается в костюм Деда Мороза. Поэтому, обладая вполне рациональным мышлением, Осипов, не раздумывая, принял единственно правильное, по его мнению, решение. А именно бежать куда глаза глядят. Причем бежать очень быстро.
Вонзившись, словно дикий вепрь, в самое пекло драки, Осипов немедленно получил пару чувствительных ударов по лицу, а кто-то особо ловкий от души врезал коленом между ног Его Величества. От острой, неимоверной по своему накалу боли по пухлым щекам Николая потекли слезы, и он, скорчившись в три погибели, упал на брусчатку. Сзади король услышал лязг оружия, свист рассекаемого воздуха и омерзительные звуки тупых ударов. Словно толпа сошедших с ума мясников остервенело рубила подвешенные на крюки говяжьи туши. В воздухе повисла чудовищная по степени богохульства ругань. Капли чего-то теплого и соленого непрерывным потоком падали сверху на короля, но он из-за боли и страха не обращал на это никакого внимания. Где-то впереди тяжело загрохотало множество сапог, протяжно заревели пещерники. И перекрывая всю эту какофонию, до Николая донесся могучий рев Шипулина: «Вперед!»
«Успеют, успеют, родимые», – удовлетворенно подумал инженер, но звуки спешившей на выручку дружины внезапно оборвались, как будто кто-то походя взял пульт и выключил телевизор, транслирующий на полной громкости финал футбольной Лиги чемпионов.
Мир вокруг Осипова заколыхался, потемнел и пошел багровыми разводами.
Даваясь слезами и проклиная все на свете, Николай поднял голову и посмотрел назад. Несколько телохранителей отчаянно рубились между собой. От ударов рунированного оружия броня жалобно стонала, и от нее во все стороны отлетали разноцветные искры. Воины двигались так быстро, что иногда их силуэты размазывались, и инженер с ужасом понял, что в этом мире действуют иные физические законы, чем на Земле. Один воин выпустил из рук топор и с грохотом упал на мостовую. Через мгновение рядом с ним на брусчатку безжизненно свалился еще один телохранитель. Николай в вихре кровавой сечи не мог различить охранников и поэтому не имел ни малейшего понятия о том, кто в данный момент побеждает.
Один из воинов медленно, но уверенно шел через толпу придворных прямо к королю. В левой руке он держал топор, а в правой – боевой молот. Телохранитель со спокойным, отрешенным лицом прорубал перед собой кровавую просеку, не оставляя ни малейшего шанса на жизнь стоявшим перед ним гномам.
Это зрелище было настолько запредельно ужасно, что инженер для того, чтобы не сойти с ума, отвел взгляд в сторону. И сразу увидел, что охранник с красивым прозвищем Пламя стоит на коленях, а возле него с поднятыми вверх руками кружится слуга. Тот самый, что принес кубок с ядом. Присмотревшись, Осипов заметил, что в руках гнусный отравитель держит две огромные руны, мерзко светящиеся темно-багровым цветом. Раздался мощный хлопок, между телохранителем и слугой возник огненный вихрь, который мгновенно испепелил слугу и, превратившись в сияющий шар, вонзился прямо в грудь охранника. На камни брусчатки брызнули капли расплавленного металла, под ногами затряслась мостовая, и из щелей между булыжниками начали подниматься жгуты, словно сотканные из мрака и тьмы. Снова оглушительно громыхнуло, и на месте, где только что стоял телохранитель, заметался багровый огонь, жадно впитывающий в себя дымные рукава темноты, продолжавшие сочиться сквозь мостовую. Внутри огненной сферы начала проявляться огромная черная тень.
Первобытный, почти животный ужас заполонил все сознание инженера. Практически ничего не соображая от страха, он встал на четвереньки, посмотрел прямо перед собой и встретился взглядом с идущей к нему смертью. Телохранитель увидел короля, отточенным ударом топора снес голову с плеч мешающему ему придворному и прыгнул вперед. Тяжелый сапог наступил на ладонь Осипова, охранник широко размахнулся, и рука с зажатым в нем молотом начала неумолимо опускаться вниз.
– Молимся Владыке и терпим! – раздался истошный крик Нагибина.
И тут же торжествующий, непонятно кем исторгаемый смех сильно ударил по барабанным перепонкам Николая, а вслед за этим пришла боль. Но не та, которую совсем недавно испытал инженер. Нет. Та боль на самом деле оказалась ненастоящей, да и не болью вовсе. Такой болью играют дети в песочнице, пересыпая ее друг другу лопаточками в ведерки. При этом дети весело хохочут и лепят из нее куличи.
На этот раз пришла настоящая боль. Королева. Императрица. Невыносимая.
Гномы вокруг короля падали как подкошенные. Некоторые пытались кричать, некоторые возносили сжатые кулаки к своду. Только Нагибин, до крови закусив губу, стоял на одном колене посреди распластавшихся на полу тел. Из его ладоней синими змеями непрерывно вырывались молнии. Трещали над головой инженера и отвратительно шипели. Куда они попадали, Осипов не видел, да и не хотел видеть. Его сознание затуманивалось, и материнское небытие готовилось милосердно принять в себя Николая. Он даже с радостью подумал, что хочет немедленно умереть. Прямо здесь, прямо сейчас. Только лишь подальше уйти от Невыносимой.
Но какой-то знакомый, но крайне неприятный голос не позволял ни провалиться в забытье, ни умереть. Голос монотонно и упорно, словно опытный рудокоп, бил острым кайлом в сознание Осипова:
– Коля. Ты должен встать и убить это.
– Встань и убей. Я не могу это удержать.
– Осипов, встань и убей. Ты можешь. Только ты.
– Николай. Если не убьешь, то погибнет много миров.
– Коля. Тебе этого не простят. Встань и убей. Иначе будешь терпеть эту боль вечно. Я не шучу и не пугаю. Я знаю.
Инженер, наконец, понял, что это говорит Нагибин. И понял, что он говорит не абы кому, а именно ему. И именно ему, Осипову, необходимо каким-то образом побороть Невыносимую, как-то подняться на ноги, да еще кого-то или что-то убить. Это невозможно. Просто невозможно. Это выше сил человека. Да и гнома тоже.
