На мгновение Адельмару показалось, что барса и человека соединяет огненная цепь.
Девушка покачнулась и сползла на пол.
Ландскнехт выпустил ее руку, отступил на шаг, пустым, полубезумным взглядом наблюдая, как огненный барс медленно втягивается в его ладонь… а потом тоже свалился на пол.
Под кожей, казалось, перекатывался крошечный горячий шарик. Изредка он замирал, словно набираясь сил, а потом принимался сновать по телу. Когда он возник – неизвестно. Одно Мадельгер знал точно – к тому моменту, как он начал приходить в чувства, шарик уже был.
– Я знаю, что вы очнулись. – Знакомый голос мажордома словно гвозди в виски забивал.
– Я умер, – мрачно буркнул наемник, не открывая глаз.
Когда он последний раз лежал на мягкой кровати? Лет тринадцать назад, не меньше – послушнику в Храме хватит жесткой койки, ну а ландскнехту и того много. Вывод? Он умер. Ну, или как минимум это было очень удобное объяснение для того, чтобы его оставили в покое.
– Не похоже, – мягко возразили ему в ответ. – Мертвецы пока что не научились разговаривать.
– О, – заверил его Оффенбах, наконец открывая глаза, – я очень легко обучаемый мертвец.
Кровать с балдахином. Интересно, с чего такая благость для обычного наемника? Неужто с саламандрой получилось? Хорошо хоть, если выгорела та часть души, которая и должна. А то будет совершенно невесело, если первая ученица госпожи Аурунд жива и здорова и мажордом теперь служит у нее. Тогда можно будет смело вить из этого самого балдахина веревку и вешаться: в ближайшее время выпустить вновь саламандру не удастся – слишком уж много сил это отнимает, а вновь служить с подобными условиями договора… Нет уж, увольте.
Мужчина с трудом повернул голову: в мозг словно раз за разом раскаленные иголки загоняли. У дальней стены сидел, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди, лорд-манор Адельмар Сьер. В распахнутом вороте рубахи ошейника у него явно не наблюдалось. Это уже радует.
Осталось только выяснить, к чему все эти барсы и ящеры привели.
Нет, конечно, можно предположить, что раз очнулся не в темнице, а во вполне приличной комнате, то вешать тебя прямо здесь и сейчас не собираются. Но, с другой стороны, – а что, если все это просто уловки, чтоб расслабился, успокоился, перестал переживать?
Мажордом подхватил кувшин, стоявший на тумбочке подле кровати, налил немного темной густой жидкости в кружку:
– Выпейте, вам будет легче.
– Что это? – осторожно уточнил Мадельгер, но руку за стаканом протянул.
– Общеукрепляющее. Отвар корня горечавки.
Похоже, над ним решили поиздеваться.
Впрочем, на лице лекаря не было ни малейшей эмоции. Казалось, он обращается не к человеку, а к какой-то мебели, и ему совершенно безразлично, что будет дальше.
Горький напиток было почти невозможно проглотить. Казалось, он застрял в глотке и протолкнуть его глубже нельзя никак. Странно, правда, что, когда все-таки удалось осушить кружку, Мадельгеру, в принципе, полегчало. Нет, головная боль все еще гнездилась в висках, но в целом… По крайней мере, прошла та противная слабость, что превращала мышцы в холодец.
Ландскнехт вернул кружку и тихо выдохнул:
– Спасибо.
Мажордом его ответом не удостоил. Оглянулся на хозяина, задавая молчаливый вопрос, и, углядев короткий кивок, направился к двери, даже не удосужившись ответить на благодарность.
Дождавшись, пока за Бертвальдом закроется дверь, лорд-манор встал с кресла и подошел к кровати. Мадельгер попытался сесть. Получилось с очень большим трудом. Хорошо хоть, уже знакомый огненный комок пока что не проявлялся.
– Почему у вас действует Знак Единого?
– Что?! – Уж такого вопроса Мадельгер точно не ожидал. Он-то предполагал, что разговор будет – если он вообще начнется – или о ведьме, или о саламандре, но никак не о том, о чем заговорил его собеседник.
Вместо ответа Адельмар вскинул руку и резко начертил в воздухе Знак. Естественно – никаких последствий это не возымело.
– Знак. Когда вы его сделали, реакция была такая же, как если бы его сделал монах. Почему?
– Это долгая история, – хмыкнул ландскнехт. По крайней мере, сейчас он уже не видел причин для увиливания и молчания. Хотя бы потому, что пока что не уяснил свой статус.
– Думаю, у нас есть время.
Мадельгер вздохнул и, прекрасно понимая, что другого варианта у него нет, тихо заговорил:
– Я был в храмовом училище… Хотя нет, пожалуй, надо начать с другого… Я так понимаю, саламандру вы уже видели?
– Барса?
– Значит, видели, – кивнул наемник. Подбирать слова приходилось с трудом. А выговориться хотелось. – Я был ребенком, когда случайно поймал саламандру. Монахов поблизости не было, в Борн они редко заходят, родителям пришлось обратиться к дертонжским пограничникам. Я… Не знаю, как и почему так вышло, но саламандру изгнать не удалось. Она оказалась запечатанной внутри. Потом родители отдали меня в храмовое училище. Сейчас я понимаю, что они надеялись, что так я научусь владеть собой, а тогда… В общем, в шестнадцать лет я сперва, когда они приехали меня навестить, устроил скандал, заявил, что я не хочу быть монахом… А потом просто сбежал из училища. Так что… Монахом я не стал, но основы знаю… Больше вопросов нет?
Он подозревал, что ответ будет однозначным. В самом деле, какие вопросы, если, в принципе, ответил на все. Ошибся, как оказалось.
– Это вы были в Бруне?
Тихий грустный смешок.
– К несчастью… Я надеюсь, та Селинт мертва? – Вопрос был немного не в тему, и Мадельгер это прекрасно понимал, да и вопросы сейчас задавал не он, но больше всего наемник сейчас хотел раз и навсегда уяснить для себя, закончился ли тот кошмар.
– Помощница Аурунд?..
И сердце пропустило удар. Наемник молча кивнул и услышал тихое:
– Да… А Селинт Шеффлер жива.
– Я рад, – хмыкнул наемник и с удивлением понял, что он не врет. Он действительно был рад тому, что эта наивная сероглазая дурочка не была выжжена саламандрой вместе с той, другой Селинт. Рад тому, что расчет относительно двух личностей оказался верен.
– Правда… Тут возникает другой вопрос, – задумчиво протянул Адельмар. – Вы ведь знаете, что Храм требует отправлять на виселицу тех, кто присваивает духовный сан?
Ландскнехт фыркнул:
– А вы знаете, что Храм требует отправлять на эшафот тех, кто помогает колдунам или сам заподозрен в колдовстве?
Он блефовал. Отчаянно блефовал. Жизнь его, это понятно, наверное, даже идиоту, сейчас находилась в руках лорд-манора. Но с другой стороны, если бы его действительно собирались повесить, так зачем все это лечение?
Кажется, Адельмар Сьер подумал о том же. По губам мужчины скользнула легкая улыбка.
