– Я посмотрю, может, я действительно смогу вспомнить что-нибудь о нем – есть много способов подстегнуть воспоминания. – Винтар невесело усмехнулся: ему б кто помог. – Но все они стоят дорого.
Вот и подошли к самому главному:
– Сколько?
– Половину гульдена.
После всех трат у колдуна оставалось шестнадцать с лишним крейцеров. Где взять еще четырнадцать, чтоб расплатиться с отцом Рабангером, – Тому, Кто всегда Рядом, известно. Впрочем, священнику об этом знать не обязательно.
– И когда я узнаю нужные мне сведения?
– Ну… Если расплатишься сегодня, сын мой, через неделю сможешь все узнать.
Как бы еще выжить эту неделю.
И где взять четырнадцать крейцеров.
– Знаете, отче, сумма очень большая. Я отдам ее вам, а через неделю вы мне скажете, что ничего не смогли узнать. А на самом деле выяснится, что вы даже не пытались вспомнить.
В карих глазах священника мелькнуло какое-то непонятное чувство. Но понять, что же он увидел, колдун так и не смог.
– Понимаю, сын мой, – печально вздохнул отец Гирш. – После всех тех бед, что перенес Храм во времена правления ведьмы, вера к нему и его представителям падает… Ты можешь заплатить половину. А еще половину оплатишь, когда я расскажу тебе, что нашел о твоем друге.
Эта идея Кеннигу нравилась гораздо больше.
Высыпав на ладонь все содержимое кошелька и забросив обратно пару лишних монет, маг протянул деньги:
– Возьмите, отче. И простите мне мое недоверие.
Старик к деньгам не притронулся. Чуть качнул головой:
– Положи на стол, сын мой… И пойдем, я провожу тебя к выходу.
Так вежливо Винтара, на его памяти, еще не выгоняли.
Открыв дверь и увидев привязанного к коновязи Уголька, отец Рабангер несколько мгновений изучал его восторженным взглядом, а потом ласково поинтересовался:
– Красавец, настоящий красавец. Не продашь его, сын мой?
– Друзья не продаются, – буркнул Винтар раньше, чем сам понял, что сказал.
Священник вздохнул:
– Ну что ж, сын мой, тогда возвращайся через неделю… Иди и ничего не бойся, я расскажу все, что помню. Приходи через неделю. – И, осенив колдуна Знаком Единого, он начал закрывать дверь. Короткий толчок воздуха ударил мага в грудь, и одновременно коротко и хлестко пришло воспоминание. Старое, забытое и пытающееся вновь уйти в пучины беспамятства.
* * *
Двенадцать лет назад
Знак Единого гулко толкнулся в сердце. Винтар вздрогнул и поспешно опустил взгляд, чувствуя, что сейчас, когда все мысли заняты только Аурунд, а никак не словами о Едином, он недостоин благословения.
Священник словно уловил его беспокойство. Шагнул вперед, остановился в нескольких шагах от водяного колдуна:
– Что гнетет тебя, сын мой?
Винтар вскинул глаза: отец Рабангер испытующе смотрел на него. Окладистая седая борода опускалась на грудь, а в карих глазах священника светилась искренняя тревога.
– Простите меня, отче, но мои мысли сейчас совсем не на службе. – Та, хвала Единому, закончилась несколько минут назад, и сейчас было время поговорить со священником, не боясь, что кто-то его отвлечет.
– Я вижу это, сын мой, потому и спрашиваю… Что гнетет тебя?
– Жена заболела, – выдохнул мужчина.
– Я не видел ее на последних службах, – кивнул священник.
Винтар скривился:
– У нее… слабость какая-то, дурнота, перед глазами черно… Звали лекаря, тот не говорит ничего. Я надеялся, что хоть на службе… Знаете, бывают же чудеса, когда после искренней молитвы люди выздоравливают… Но я даже молиться сейчас не могу.
Отец Рабангер понятливо закивал. А потом вдруг вздрогнул:
– Подожди, сын мой… Есть у меня одна мысль… Не уходи никуда.
И священник, оставив замершего у входа в Храм мужчину, ушел с поспешностью, похвальной даже для более молодого человека.
Вернулся он всего через несколько минут, протянул на ладони тяжелый круглый кулон с изображением Знака Единого на одной стороне:
– Возьми, сын мой. Я буду молиться, чтоб твоя жена поправилась.
– Спасибо, отче, – благодарно выдохнул колдун.
А священник, словно и не услышав его слов, продолжал:
– А еще… Есть хороший лекарь. Он живет на улице Зеленых Огней, в доме, расписанном изображениями битвы Единого с Тем, Кто Всегда Рядом… Обратись к нему…
Винтар печально покачал головой:
– В том квартале живут врачеватели, пользующие купцов Первой гильдии. У меня не хватит денег оплатить его услуги.
– Ничего страшного, сын мой. Отдашь ему этот медальон, и он поможет твоей жене бесплатно…
– Я… Не могу принять…
– Иди, сын мой. Долг Храма – помогать своим детям.
И в грудь вновь толкнула упругая волна благословения Знаком Единого…
* * *
Винтар все стоял, не отводя ошарашенного взгляда от двери. Дом, расписанный битвами. Ему двенадцать лет назад назвали именно этот адрес. Но пришел ли он сюда? Был ли он здесь?!
Память наотрез отказывалась давать ответы на вопросы.
Да и… Отец Рабангер… Целую жизнь назад именно он прислал сюда. Именно он и никто другой. Но дело даже не в этом. А в том, что за прошедшие двенадцать лет он совершенно не изменился. Он словно замер в одном возрасте. Но разве такое возможно?
Ответов на многочисленные вопросы так и не было.
Винтар поежился от холодного ветра, отвязал Уголька от коновязи. Надо было срочно придумать, где достать денег.
Уже вскочив в седло, мужчина вдруг понял, что еще его беспокоило. Отец Рабангер спрашивал, почему Аурунд не посещает службу. Значит, до этого, до своей болезни, она регулярно на нее ходила, как и сам Винтар. Из другого квартала в Храм не пойдешь, значит, они жили неподалеку от места службы отца Рабангера. И тогда еще один вопрос. Болезнь. Последние десять лет – по крайней мере, в той их части, что Винтар помнил, – правительница Ругеи не жаловалась ни на какую хворь. Получается, перед тем, как стать той Аурунд, которую знал колдун, она выздоровела? А может, болезнь и ее действия, ее изменившийся характер, его нежелание тогда, во время случая с книгой, возвращаться домой – как-то связаны?
Вопросов было намного больше, чем ответов.
Или вот еще одна задачка. Ответ на предложение продать Уголька. «Друзья не продаются». То, что вороной очень дорог, это понятно. Это Винтар осознавал очень давно. Но почему он так ценен?
Лошади живут около двадцати пяти – тридцати лет. Угольку явно больше десяти – по крайней мере, сколько Винтар себя помнил, конь был у него. Но откуда он взялся? Когда его купили? Сразу перед тем, как Аурунд стала другой, или задолго до этого? Память, память…
