Первые признаки некоего многозначительного шевеления прапорщик не то чтобы заметил – ощутил, как гипертоники ощущают приближение атмосферного фронта. Народное выражение «жопой чую» для Боруха имело самое что ни на есть конкретное содержание: жопой не жопой – но тягостное сосущее чувство внутри, появляющееся при приближении опасных событий, не раз спасало ему жизнь. Вот и теперь под сердцем что-то ёкнуло, хотя событие было, можно сказать, ординарным – подумаешь, очередная проверка боеготовности. Приезжают пяток штабных, окидывают начальственным взором нагуталиненный плац, покрашенную в зелёный цвет траву и выбеленные бордюрчики, оценивают чёткость строевого шага и гостеприимство командира, а там – баня (если есть баня), рыбалка (если есть водоём) и уж непременно – водка. О такой «неожиданной» проверке становится известно минимум за неделю, и личному составу приходится побегать с мётлами, швабрами и краской, но для офицеров, в принципе, это проходит по разряду немногочисленных развлечений, разбавляющих скучную гарнизонную жизнь. А отчёты этой комиссии никто всё равно не читает, да и не дураки они, чтобы плохое чего писать, – сами же виноваты выйдут, что не добдели и боеготовность в округе не на высоте. Да и какая, к чёрт у, боеготовность в степном гарнизоне посередине страны, где ничего не происходило со времен татаро-монгольского нашествия? Тут даже в самоволку не бегают – некуда.
Впрочем, на этот раз с проверкой прибыл аж целый генерал. Конечно, эка невидаль – генерал – подумаешь… Чего в нашей армии хватает – так это генералов. Однако найти уж настолько ненужного генерала, чтобы его было нечем занять, кроме как отправить пьянствовать в этакую дальнюю задницу, – это тоже надо постараться. Но чего только на службе не увидишь – так что и генералу Борух не очень удивился. А вот тому, что в генеральской свите, среди сытых штабных бездельников, затесалась одна знакомая физиономия, – поразился изрядно. Поскольку этого человека он полагал давно уже мертвым и, откровенно говоря, ничуть этому не огорчался. Хотя, чему удивляться – говно, как известно, не тонет. А Сергей Карасов, по прозвищу Сутенёр, был как раз из разряда вот таких плавучих субстанций. Бывший руководитель той службы, где обретался некогда и Борух, и прямое в те времена начальство полковника Кузнецова, он, несмотря на небольшое звание, находился на несколько ступенек повыше, в том неприятном ранге среднего командования, которое получает задания от большого начальства с чистыми руками и государственными идеями и решает, какое говно и какой ложкой будут хлебать ради этих идей непосредственные исполнители. Должность, что и говорить, самая что ни на есть сучья, но подполковник Карасов и на ней ухитрился выделиться просто редкостным сволочизмом. Своё прозвище он получил благодаря меткому выражению одного из боруховских сослуживцев, который выразился по поводу очередного задания: «Карасов, сука, сутенёр, – продает нас оптом, как гостиничных лядей». Сослуживец того задания не пережил, как, впрочем, и почти вся группа, но прозвище прилипло. Сутенёр потом продавал исполнителей ещё не раз – оптом и в розницу, умело выбирая из всех возможных способов самые мерзкие, и потому слух о том, что «Сутенёр доигрался», был воспринят как должное. Каждому, как говорится, воздастся мерой его. Однако, похоже, мировая справедливость в данном конкретном случае дала сбой – вот он, Карасов, уже полковником выступает. Так что «жопный барометр» у Боруха сработал не зря – где появился Сутенёр, там жди неприятностей. Опять же, не та это фигура, чтобы в генеральской свите с инспекциями ездить. Не верилось, чтобы он вдруг угомонился и в штабные дармоеды пошёл, а значит – не так всё просто с этой проверкой.
Впрочем, начиналось все рутинно – качество окраски заборов, чистоты сортиров и консервации техники было оценено как удовлетворительное, солдатики на плацу чеканили шаг и дружно ревели что-то маршевое, а водка ждала своего часа в холодильнике. Потный красномордый генерал важно кивал и начальственно супил бровь, свита поддакивала, а Сутенёр отмороженно молчал, как будто его тут и нет. Боруха он вроде как лично не знал, однако пару раз косил в его сторону змеиным глазом. То ли случайно, а то ли имея какую-то мысль на его счет. Борух же, как всегда, старался не светиться, дабы избежать неприятных вопросов по поводу неуставной бороды. Хотя эту мелкую фронду ему позволяли, но каждому штабному хлыщу объяснять – увольте. Тем не менее ощущение, что он как-то учтён и в каком-то качестве посчитан, его не покидало. Оставалось понять, в каком именно? Между тем официальная часть подходила к концу, в красном уголке штаба накрывались столы, и подполковник Кузнецов, ещё почти трезвый, уверенно направлял комиссию в нужную сторону, чтобы в подходящий момент предложить «откушать чего бог послал».
И откушали, и выпили «за нашу армию» – причём не раз и не два. Борух практически сразу смылся: рядом с Карасовым у него появлялось чувство, будто он держит в руке гранату без чеки, – чуть расслабишься, отвлечёшься – и привет… Тут и водка в горло не полезет. Однако, уже уходя, он заметил, как Сутенёр, покинув быстро пьянеющего громогласного генерала, незаметно увлёк подполковника Кузнецова в его кабинет. Оставалось только радоваться, что он, прапорщик Мешакер, теперь слишком мелкая фигура, чтобы привлекать внимание такой акулы, как Карасов, – Борух этому искренне порадовался и лёг спать, чтобы через несколько часов быть разбуженным обалделым дневальным. Оказалось – господин подполковник изволят немедленно требовать прапорщика к себе. Борух глянул на часы – полтретьего ночи. Дневальный был смущён, но решителен – сразу было видно, что начальник гарнизона отправил его не просто так, но с изрядным напутствием, на которые был мастак, и возвращаться без прапорщика для него хуже расстрела. Пришлось одеваться и тащиться в штаб, благо гулянка уже закончилась, а начальственных гостей увезли в город.
Подполковника он застал в ожидаемом состоянии – то есть мертвецки пьяным. Однако тот был ещё в сознании – смутная надежда, что Кузнецов, не дождавшись Боруха, уснёт, не оправдалась… Судя по полупустой бутылке на столе, начальник гарнизона продолжил банкет в одиночестве.
– Товарищ подпо…
– Заткнись, Боря, и слушай сюда, – неожиданно трезвым голосом оборвал его Кузнецов. Таким голосом можно было резать стекло. – Слушай один раз, я повторять не буду. Увольняйся из рядов, Боря. Выходи в отставку. Прямо завтра – я тебе всё подпишу. Увольняйся и уезжай.
– Но куда? Зачем?
– Куда хочешь, но за пределы области. Не спрашивай почему – не скажу. Просто сделай как я сказал.
– Но…
– Ты помнишь ту алтайскую историю?
– Такое, пожалуй, забудешь…
– Она их ни хрена ничему не научила, и во второй раз им повезло больше.
– И что они задумали на этот раз?
Но глаза подполковника стремительно помутнели – порыв прошёл, водка оказала привычное действие. Он начал заваливаться в кресле, явно вырубаясь.
– Товарищ подполковник! Но как же…
Мутный взор вновь обратился на Боруха, но в нём уже не было и тени мысли.
– Какого стоим? Команда была – отбой! Ни хрена дисциплины в войсках… – пробормотал Кузнецов и уснул, рухнув головой на стол. Аккуратно подложив ему под лоб фуражку, Борух в задумчивости вышел из кабинета.
