Полковник только подорвался с места, опрокидывая столик и разбрасывая бумаги, когда на улице послышались первые выстрелы. Солдаты только начали прыгать с коек и обуваться, сталкиваясь спросонья в узких проходах, когда скупые прицельные очереди часовых сменились заполошным непрерывным огнём. Знакомый Олегу танковый майор только успел заорать: «По машинам!» – когда автоматный огонь подхватили пулемёты, молотя непрерывными, на убой ствола, очередями. И все только кинулись к узким дверям на платформу, когда огневые точки начали одна за другой сдыхать, и в затихающей ночи стал слышен чей-то истошный предсмертный крик. Дольше всего – лишнюю минуту, а то и две, – продержался крупнокалиберный пулемёт на центральной вышке посреди путей, но вот смолк и он – и Олегу в память врезался стоп-кадр с бледными в свете ацетиленовых фонарей лицами и раскрытыми в непонимании глазами растерянных военных.
– Назад, все назад! – заорал, срывая голос, Карасов. – Не открывать двери! Не открывать!
Однако было уже поздно – рвущиеся наружу солдаты, стопившиеся в узком тамбуре задних дверей, вылетели оттуда в фонтане крови и клочьях мяса, как будто попали в промышленную мясорубку, а на их место всунулось ужасное, блестящее от покрывающей её, как свежий лак, алой крови пучеглазое насекомоподобное рыло. Руки-лезвия похожей на богомола твари непрерывно двигались, совершая как будто случайные движения, и одним из них тварь без малейшего усилия отмахнула голову замешкавшемуся возле дверей танкисту.
Олег в этот момент видел только оказавшегося в фокусе действия Карасова и потом не мог вспомнить, что же делали остальные. Возможно, так и стояли, застыв от неожиданности и абсурдности происходящего, возможно, разбегались по углам, возможно, старались организовать оборону… Сам он только пятился к стене, даже не пытаясь что-то предпринять, хотя бы для спасения своёй жизни. Полковник же, широко шагая навстречу твари, размеренно, быстро и метко стрелял в неё из большого чёрного пистолета. Он целился в глаза, но голова инсектоида дёргалась, пули влеплялись вокруг больших фасеточных гляделок, выбивая фонтанчики чёрной крови, но не останавливая чудовище. Оглушительно грохотали выстрелы, летели на пол гильзы, звякнула пустая обойма. На её замену ушла доля секунды, но тварь успела опомниться и рвануться вперёд, крутя передними конечностями как обоерукий фехтовальщик клинками. Она бы снесла полковника, размолов его в фарш, но наперерез ей бросился Кирпич. Отчего-то он не стал стрелять, а со всего размаху врезал по голове инсектоиду деревянным прикладом автомата. Удар был такой силы, что приклад, отломившись, отлетел в сторону, а чудовище на секунду застыло. Кирпич с разгону врезался в тварь и, схватив за одно из рук-лезвий, крутанул его на излом. Олег поразился его силе – неуязвимое, казалось, существо издало скрежещущий звук, лапа его громко хрустнула в суставе, теряя подвижность. Однако реакция твари оказалась фантастической – вторая лапа почти неуловимым движением дёрнулась, протыкая бронежилет Кирпича в районе солнечного сплетения так легко, как будто он был из бумаги. В следующий миг конечность вышла назад в фонтане крови, а Кирпич, сложившийся пополам, как перочинный ножик, рухнул на пол. Тварь шагнула вперёд и получила в глаз крупнокалиберную пулю из перезарядившегося пистолета Карасова, сбилась с шага, пошатнулась, и её новый взмах, вместо того чтобы снести полковнику голову, пришёлся в плечо. Полковник болезненно вскрикнул и отлетел назад, из разодранного плеча хлынула кровь, но тут опомнившиеся военные приняли чудовище сразу в десяток автоматов. Такого потока пуль тварь не выдержала и, дергаясь, завалилась на пол, истекая чёрной кровью. Однако в сломанную дверь уже ломились новые инсектоиды и, несмотря на шквальный встречный огонь, теряя кровь и куски тел, вваливались внутрь. Казалось, что даже самые страшные раны им нипочем, – нашпигованные автоматными пулями, все облитые чёрной кровью, они продолжали кидаться на скопившихся в вестибюле вокзала солдат, и каждое соприкосновение с ними было смертельно. Их передние конечности представляли собой идеальное орудие убийства – при тычковом ударе хватательная кисть складывалась в твёрдый копейный наконечник, а при взмахе твердая кромка покрытого чем-то вроде прочного хитина предплечья рассекала кевларовую ткань бронежилетов как бумагу.
Олег, лишённый малейших иллюзий по поводу своих боевых навыков, даже не пытался принять участие в этой кровавой свалке, а кинулся наверх, на галерею, где с белым от ужаса лицом стоял, раскачиваясь в прострации, профессор. И, уже отступая задом на лестниц у, он увидел картину настолько дикую, что решил, что это чересчур даже для такой ночи. Раненый полковник Карасов, подползая к убитому чудовищу, жадно слизывал с пола его чёрную кровь…
На профессора было жалко смотреть. Глядя из-за ограждения галереи на развернувшуюся внизу бойню, он был бледен как мел, на глазах теряя остатки адекватности.
– Что же делать? Что делать! – пробормотал он срывающимся голосом, обращаясь к Олегу.
К сожалению, священник сам был не в том состоянии, чтобы поддержать впавшего в отчаяние научника. Он никак не мог поверить, что это происходит на самом деле – грохот выстрелов, крики умирающих и мечущиеся в лучах фонарей чудовища. Это не то, к чему готовила его жизнь, – такие вещи должны случаться исключительно по ту сторону киноэкрана, с персонажами фильмов ужасов. В жизни этой картине сильно не хватало зловещей музыки и рапидной съёмки – всё было слишком реально. Особенно звуки и запахи.
Силы защитников вокзала таяли – не готовые к отражению подобной атаки солдаты расстреляли носимый боекомплект, а пополнить запас патронов не хватало времени. В рукопашной же у людей шансов не было. Какой-то момент ситуацию удерживал один Гилаев, поливавший тварей из ручного пулемёта, но потом в пристёгнутом коробе кончилась лента, и его смяли, отшвырнув с пути, сразу два рвущихся внутрь инсектоида.
В этот момент на галерее появился полковник Карасов. Вид его был страшен – залитый своей – красной – и чужой чёрной кровью, он выглядел не менее ужасно, чем бушевавшие внизу чудовища. Схватив за шиворот профессора, он буквально бросил его к аппаратуре.
– Портал! – заорал он. – Портал включай, сука! Бегом!
– Но… – начал было научник, однако одного взгляда в бешеные глаза полковника ему хватило, чтобы заткнуться и, мелко закивав, начать щёлкать переключателями.
Вращавшийся внизу маховик взвыл, меняя тональность, и стал слышен – до этого привыкшее к ровному гулу ухо просто не воспринимало фоновый звук. И в тот же момент твари прекратили атаку, остановились, как бы задумавшись на секунду, и, развернувшись, кинулись к выходу. Олег подскочил к окну и увидел в тусклом свете нескольких уцелевших на улице ацетиленовых фонарей как десятки инсектоидов бегут к арке портала.
– Они же идут туда! – с истерикой в голосе констатировал очевидное профессор. – Там же люди! Надо выключить установку!
Он сделал движение к пульту, но наткнулся носом на ствол пистолета Карасова.
– Стоять, сука, – сказал полковник неожиданно спокойным тоном. – Пристрелю на хер.
Глядя поверх ствола в искажённое лицо Карасова, научник торопливо сделал шаг назад. За окном в наступающих предрассветных сумерках чёрные твари ныряли в арку портала.
