Он сжал зубы, свесив голову, уставился на свою грудь и живот. Непривычно мускулистые, худые и рельефные, покрытые короткой мягкой шерсткой. Они ходили ходуном, спазмы то и дело поджимали диафрагму. Сердце стучало отбойным молотком, в такт ударам в глазах мигал кровавый свет.
Постепенно дыхание стало успокаиваться. Химик пару раз стукнул зубами, привыкая к новым – чужим! – челюстям, провел шершавым языком по деснам. Покрутил головой на необычно гибкой шее и сел на колени.
Короткие штаны из сыромятной кожи натянулись, повторяя рельеф мышц. Он снова сжал кулаки, подался вперед и уставился на стоящую в углу Нику Кауфман.
Ее силуэт очерчивал зеленоватый светящийся контур. Химик выпучил глаза, поморгал, протер их. Контур никуда не делся, даже стал ярче. Когда девушка переступила с ноги на ногу, свет замерцал, плавно перетекая в пространстве.
Зрение гипера. Это – зрение гипера, ставшее теперь его зрением. Потому что оно зависит от строения глазных яблок и нерва, от специфики зрительного участка головного мозга…
Есть хард, а есть софт. Железо и программы. Конкретные устройства: жесткие и гибкие диски, флешки. И код, записанный на них.
Динамичную, изменчивую, но имеющую крепкое ядро программу его сознания залили на другой диск. Перезаписали внутрь новой операционной системы, обладающей набором собственных утилит и драйверов. Которые, конечно же, конфликтуют…
Он застонал, схватился за голову: опять стало глючить, все поплыло, зашаталось, закружилось. Противоречивые импульсы пронзали мозг и тело.
Аппаратный сбой. Это была последняя отчетливая мысль, а потом он повалился на бок и затих.
Когда пришел в себя, стало намного легче. Он все равно видел как-то не так: перспектива, расстояния между предметами, их взаимное движение, цвета – все казалось непривычным. Звуки тоже изменились, стали протяжнее и глубже, но при этом отчетливее. Но, кажется, пока валялся в отключке, сознание форсировано проводило самоотладку, подстройку под новый носитель… теперь было легче.
Он видел, слышал, двигался. Не мог пока только говорить. Это стало ясно, когда вместо «Ника, это я, Андрей» удалось выдать нечто вроде «Ыыа, эая, Аэй».
Девушка таращилась на него из угла клетки. Встав на четвереньки, Химик поковылял к ней, но она выкрикнула: «Не подходи!» – и ногой пнула его в голову.
На пользу это Химику не пошло. Он снова упал. Чувство было такое, будто в колодец его рассудка бросили тяжелую каменюку, она плюхнулась в воду, подняв гулкий шум и плеск по всей голове. Ну, зачем же так, девочка?! Я к тебе со всей душой, а ты меня пяткой в лоб! Химик поскрипел зубами, приподнялся и промычал:
– Нэ пэй мэня, хлупая.
Тяжелее всего давались согласные вроде «г», «б», «р», «з», а еще гласные «и», «е», «ю» – гортань и язык гипера для них были не предназначены. И все же Ника что-то поняла, вытаращилась на него сильнее:
– Ты говоришь?!
– Иет… Эт`я, – прошамкал он. – Ыы… Фою фафь! Ыэто Хыымых! Хымых!
– Андрей?!
– Фа! Тфу! Да! Ыя. Ыэто ыя.
– Но как… Но… «Клякса»? «Партнеры», да? Но где же твое тело?
Его тело! Старое, доброе – хотя на самом деле совсем еще не старое, просто привычное – тело! Лежит посреди пустого Комплекса, на груде матрасов, неподвижное, покинутое хозяином…
Насколько ощущение своего «я» зависит от тела? Оно – одежда, которую мы никогда не снимаем. Привычный с детства костюм: его можно растянуть или сузить, за ним можно следить или нет, регулярно чистить и мыть или раньше времени превратить в лохмотья, в нем могут быть природные изъяны, наследственные болезни, но все равно тело – часть тебя. А теперь эта часть исчезла, и на Химике новый костюм. С чужого плеча!
Он ощущал отголоски гиперового сознания – будто перепуганный, ничего не понимающий зверь, оно еще порыкивало, подрагивало, но постепенно растворялось, исчезало, как недавно сам Химик исчезал в океане темноты.
Ника несмело приблизилась к нему, протянув руку, коснулась запястья. Провела пальцами по коже, взяла за предплечье. Теперь они стояли на коленях друг перед другом.
– Это действительно ты?
– Я. Андрей. Химик, – он все еще говорил невнятно, шамкая и шепелявя, но теперь, по крайней мере, его можно было понять. – Где Пригоршня? Этот парень из Комплекса?
– Я не знаю. Ведьмак зомбировал его, и они все ушли. А потом сюда бросили тебя.
– Меня перезалили.
– Как… Да, конечно. Перезалили.
Химик взял ее за кисть – она вздрогнула, но сдержалась и руку не отняла.
– Ты как, Ника?
– Плохо. Хотя я в порядке, в смысле, физически. А он…
Оба глянули на неподвижно лежащего Кауфмана.
– Он мертв, – прошептала Ника. – То есть, теперь уже по-настоящему. Минут двадцать назад… дернулся, и все. Сердце остановилось.
– Мне жаль, – пробормотал Химик. Это была жуткая банальщина, но что сказать? Он мягко похлопал ее по руке и попытался встать. Получилось, хотя и с трудом. Ноги гнулись как-то не так, суставы работали иначе – все было другое. Ковыляя, как моряк по палубе в бурю, Химик прошелся по клетке, непослушными пальцами подергал решетку, вернулся, сел по-турецки. Ногам пришлось помогать руками – браться за щиколотки, сгибать, подсовывать одну под другую.
– «Доминатор»… – начал он.
Раскрылась дверь и в подвал вошли четверо. Незнакомый бородатый сталкер, Барс и два ворга. В камуфляжных штанах с бахромой и куртках из шкур они напоминали карикатурно-осовремененных индейцев. На одном была пятнистая кожаная бандана, а другой щеголял рыжим «ирокезом», густо смазанные жиром волосы ярко блестели.
Химик с Никой повернулись к решетке. Гости встали возле нее, Барс ткнул пальцем в Артура Кауфмана и сказал:
– Мужик кончился.
Рыжий тяжелым взглядом окинул пленников и заговорил с акцентом:
– То могучий шаман. Должен быть живой. Нужен для ритуала. Нужен темный дом, Великое Око нужно, шаман. Зачем убить могучего шамана? Как теперь?!
Внезапно разъярившись, он сграбастал Барса за шиворот и потянул к себе, сунув ему под нос сжатую в кулак правую руку, на которой была коричневая перчатка без пальцев. На тыльной стороне ладони что-то блеснуло.
– Рыжебод, спокойно! – бородатый сталкер вклинился между ними. Барс отпихнул руки ворга, шагнул назад и крикнул:
– Я его, что ли, убил? У Ведьмака спроси, почему он сдох!
– Где Ведьмак?! – прорычал Рыжебод. – Мы пришли – не пускают! В комнате нас держат!
– Потому что он занят сильно! С минуты на минуту освободится – будете базарить!
– Базарить? – повторил ворг, и на грубом волчьем лице его отразилось недоумение. – Нужен могучий шаман, только он войдет в темный дом! Нужно Великое Око для ритуала! Где оно?!
