– Это нам тоже подходит. Давайте ложиться спать, у нас был длинный день.
– Там снаружи все еще светло, – заметил Рони. – Это просто мы спустились в подвал.
– Не день – вечер, – возразил Бурраш и, поднявшись с табурета, перебрался на широкую скамейку возле стены, застеленную соломенным тюфяком.
За ним на свой тюфяк перебрался и Ламтак, и вскоре оба захрапели. А Рони подошел к водяным часам, отметил хлебным мякишем нужное время и вернулся за стол, где Мартин после мяса взялся за оставшийся в тарелке бульон.
– Ты знаешь, я ее боюсь, – признался вдруг Рони, когда Мартин вернулся к мясу горного суслика.
– У тебя же почки от желания болели. Соберись, приятель, сожри пару креветок и вперед.
– У меня еще есть время.
– Тогда просто соберись. Не знаю, что у нее на уме, но нам важно застолбить место, Рони. Ты должен хорошо себя показать – от имени всей нашей команды.
– Я понимаю, Мартин. Но что, если я просплю срок?
Оба посмотрели на циферблат водяных часов Бушталлера. Вода продолжала капать, и стрелки понемногу смещались в сторону хлебного мякиша.
– Не знаю, Рони. Просто встань рядом с часами и стой, тогда ты точно не уснешь.
– Тебе легко говорить, а я съел четыре блюда жирного мяса, и меня клонит в сон.
– Я же сказал – встань рядом с часами, – повторил Мартин и, дотянувшись до жирной лепешки, заметил в ней привкус морской капусты – зеленых водорослей, которые часто добавляли в хлеб и суп в портовых тавернах Лиссабона.
Ах, Лиссабон – это была его молодость. После освобождения из Угла Лиссабона в жизни Мартина почти не было, остался только Пронсвилль.
– Пойду-ка я спать, – сказал Мартин, чувствуя, что желудок перевешивает голову. – А ты не спи, вставай к стене и карауль, это дело для нас весьма важное.
74
В дверь постучали. Середа потянулась под одеялом всем своим гибким телом и, сунув руку под подушку, сказала:
– Войди, Генрих.
Дверь опочивальни открылась, и вошел начальник ее охранного отряда – такого многочисленного, что вполне мог сойти за войско.
– Доброй ночи, госпожа, – произнес Генрих и низко поклонился, звякнув оружием, которое висело на двух поясах. Здесь были мечи в полтора локтя, метательные ножи, ударные кинжалы и кованые даги. Генрих был готов к любой схватке в любом соотношении сил. Он был иноземцем, но уже много лет служил в здешних местах и последние пять лет – госпоже Середе.
– Говори, Генрих, – произнесла она, отпуская под подушкой рукоять кавалерийского арбалета, который был всегда взведен и готов к действию.
– Ваши гости, госпожа, думали о том, чтобы убить вас…
– С чего это?
– Они полагали, что вы намеренно отравили их креветками.
– Пусть думают что хотят, здесь наша земля и наши порядки.
– Но я должен приготовиться к нападению, моя госпожа.
– Не будет нападения, Генрих. Расскажи лучше, что там на Черной горе.
Наемник вздохнул, у него не было хороших вестей для своей хозяйки.
– Вторая рота отошла с потерями.
– Значит, прицепы завладели всем плато?
– Это лишь одно плато, госпожа, за нами еще четыре!..
– Это одно плато, Генрих, но оно самое большое. Теперь они смогут атаковать с трех направлений.
Середа вздохнула и уставилась в окно, затянутое художественной решеткой с летящими птицами и расцветающими кустами. Там, где не было птиц и кустов, стекло закрывала кольчужная сетка, чтобы ни одна стрела не смогла пробить окно и влететь в опочивальню Середы.
Это была ее территория и ее высота, где прицепы не имели никаких прав и никакой силы, но существовали еще и претифады – предатели из рода морского народа, которые ненавидели Середу так же люто, как и любой из прицепов.
– Я хотел спросить еще, госпожа… – склонив голову ниже обычного, произнес Генрих.
– Говори, – разрешила Середа.
– Вы хотите ночевать с одним из них?
– Да, я так решила.
– Вы хотите произвести на свет смелдинга?
– Смелдингов не бывает, Генрих, это только мифы. Красивые, но увы – сказки. У морлингов и людей не может быть общих детей – такое невозможно.
– А если бы были?
– Если бы были? Тогда наша вторая рота не отошла бы под ударами прицепов, задыхаясь на большой высоте. Смешанная раса смогла бы отстоять наши интересы.
– Но тогда – зачем?
– Затем, что они на это ведутся. Затем, что они хотят ночевать со мной. Оба человека – молодой и седой. Для них важно иметь подобную связь, так почему бы не пойти им навстречу? Мне нужны преданные солдаты, Генрих.
– А орк и гном?
– Орк и гном не интересуются женщинами других рас, у них строгие обычаи. А люди интересуются, и было бы глупо упустить такую возможность.
– Да, было бы глупо, – согласился Генрих.
75
Мартин проснулся от яркого света и, прикрыв глаза, не сразу понял, что происходит, ведь они ночевали в подвале. Однако здесь действительно было светло безо всяких светильников, а свет поступал из окон, располагавшихся под потолком и до времени скрытых железными заслонками.
– Господа, ваши утренние напитки! Ваши утренние напитки, господа! – начал орать какой-то парень, невесть как пробравшийся в подвальное помещение.
Мартин сел и свесил ноги со скамьи, коснувшись ступнями прохладного пола. Затем помассировал лицо – у него было такое чувство, будто накануне они хорошо выпили. Но они не пили, это он помнил.
– Эй, Рони, а ты чего здесь делаешь? – удивленно спросил Мартин, замечая младшего партнера, который щурился на яркий свет и, казалось, не мог понять, где находится.
– Служба, не ори! – сипло попросил Ламтак и, соскочив с лавки, поспешил за угол в отхожее место. Прислужник перестал кричать и, расставив на столе какие-то напитки и съестное, исчез за дверью без ручки.
– Ты чего здесь? – снова спросил Мартин, но Рони как будто не слышал.
– Он перед рассветом вернулся, – ответил за него Бурраш, потягиваясь до треска в суставах.
– Тогда понятно, – кивнул Мартин и, поднявшись, прошелся босым по комнате. – Что-то сушит в горле, мы вчера тут ничего не пили?
– Это климат такой, я уже спрашивал, – пояснил Бурраш и, подойдя к столу, взял плошку с каким-то бульоном. Осторожно его понюхал, а затем выпил в несколько глотков.
– И как? – спросил Мартин.
– Нормально. Похоже на рыбу, но не рыба. Можно у них спросить.
– Ой, лучше не спрашивать, – отмахнулся Мартин. – Где здесь умыться можно?
