Вытершись чистыми полотенцами, бойцы снова разлеглись на топчанах, но заскучать не успели – принесли ужин. После еды захотелось спать, но Рони, по обыкновению, побежал в отхожее место. Мартин тоже подумал последовать его примеру, но усталость победила, и он решил сбегать, как прижмет.
Прижало посреди ночи. Он поднялся, сунул ноги в башмаки и, широко зевнув, вышел из шатра.
Было прохладно, и над головой висели крупные звезды. Поежившись, Мартин заспешил по дорожке, ориентируясь по белым камням и отсвету костра в центре лагеря – там кашеварили до утра.
Перекликались часовые, им тоже было холодно и, наверное, страшно. Мартин быстро сделал все свои дела, сполоснул руки в стоявшей неподалеку общей бочке и, протерев лицо, почувствовал, что полностью проснулся. А это зря – до рассвета оставалось еще несколько часов.
Решив немного прогуляться, он прошел к костру и сел на один из камней, расставленных вокруг сложенного кострища. Заметив его, двое кашеваров прервали разговор и стали смотреть на чужака, кутаясь в одеяла с прожженными дырками.
Через несколько минут Мартин снова почувствовал сонливость, поднялся и пошел к себе, а когда до шатра оставалось шагов двадцать, перед ним появилась тень. От неожиданности он остановился. Ему показалось, что он узнал ее. Длинная мантия, закрытое капюшоном лицо, но даже осанка и полуоборот стана выдавали красавицу с головой.
– Думал обо мне? – спросила Середа, открывая лицо.
– Я… – Мартин понимал, что нужно что-то сказать, однако все его слова сбились в кучу, и он не мог отыскать нужное.
– Думал обо мне? – повторила Середа.
– Нет!.. – резко ответил Мартин и попятился.
– А если так? – спросила она и сбросила накидку, под которой не оказалось ничего.
– Ах! – вырвалось у Мартина, и он снова отступил.
Послышались голоса, и это заставило его оглянуться, а когда он повернулся снова, никакой обнаженной красавицы перед ним не было. Она растаяла, как множество других несбыточных мечтаний, которые, бывало, изводили его в тюрьме.
– Наваждение какое-то, – сказал себе Мартин, чтобы успокоиться. – Злое наваждение.
Он вернулся в шатер, сел на свой топчан и какое-то время смотрел перед собой. Что это было на самом деле? Сон наяву? Или козни этой ведьмы? Но зачем ей такие шутки, чего ради?
«Дурак ты, Мартин. Старый дурак!» – ругал себя Мартин. Он злился на себя за то, что постоянно думал о госпоже Середе, представлял ее во всяких соблазнительных ситуациях, где он всегда находился подле нее. Такое с ним бывало и прежде – лет с пятнадцати и до восемнадцати, потом пошли частые свидания с белошвейками и горничными, однако прежде были переборщицы рыбы в порту. Они были самыми доступными, поскольку любили выпить, как рыбаки-мужчины.
Так, за воспоминаниями, Мартин незаметно для себя клюнул носом, прилег на топчан и заснул. А тем временем кашевар стоял перед разбуженным командиром Генрихом и докладывал о своих наблюдениях.
– Он подошел к нам, мой командир, сел на камень и стал смотреть в костер. А потом поднялся и ушел.
– Долго сидел?
– Двадцать восемь раз в одну сторону и двадцать восемь в другую. Это я похлебку варил и помешивал.
– Я понял. Можешь идти.
Кошевар еще раз поклонился и вышел, а в шатер вбежал наскоро собранный помощник Птюц.
– Что случилось, мой командир?
– Ничего, расслабься.
– Но мой ординарец…
– Это была ложная тревога. Меня тоже подняли с постели, но ничего страшного. Просто один из наших гостей посетил отхожее место, а потом подошел к костру.
– Подошел к костру? Он хочет контролировать нас?
– Я еще не понял, нужно связаться с госпожой – она растолкует. Но если они что-то узнали…
– Но как они могли?
– Тс-с-с! – прошипел Герман, приложив палец к губам.
– Но как они могли узнать? – шепотом повторил Птюц и оглянулся на колыхавшийся полог.
– Неизвестно. Ты же понимаешь, какие они. Может, им было видение или сон.
– А если госпожа скажет убить их?
– Значит, убьем, зачем эти глупые вопросы?
– Вопрос глупый, мой господин, прошу меня простить. Но они нам очень помогают, хорошо бы убить их поближе к победе над прицепами.
– Я тоже так думаю, но если госпожа прикажет… Она знает больше нас. Мы думаем, что они нам помогают, а на самом деле…
– Что на самом деле? – трагическим голосом спросил Птюц.
– На самом деле все может быть хуже. Ведь зачем-то он ходил к костру.
– Да, такое просто так не делают. Такое делают с умыслом, – согласился Птюц и тяжело вздохнул.
– Ладно, иди отдыхай, завтра снова воевать.
– Пойду, мой командир. Не знаю, как засну после такого, но пойду.
Помощник ушел, Герман скинул наброшенный на плечи мундир, потом отцепил пояс с двумя мечами и повесил на вбитый в столб гвоздь. Второй пояс, с метательными ножами и двумя кинжалами, оставил. Герман никогда не снимал его, как и короткую обшитую полотном кольчужку, о которой никто не знал.
Она не раз спасала его во время предательских нападений.
98
Утром Мартин проснулся с железным привкусом во рту, как будто накануне пьянствовал. Привыкнуть к здешнему воздуху никак не удавалось, и только вкусные горячие завтраки позволяли ему и его товарищам смириться с таким положением дел.
– Когда сегодня воевать будем? – спросил Ламтак, жуя оладьи из злаков грубого помола.
– Я про это ничего не знаю, – ответил Мартин.
– Хорошо бы до обеда, натощак воюется лучше, – сказал Рони.
– Ты-то откуда знаешь? – спросил его Бурраш.
– Оттуда. Я натощак всегда воровал хорошо, с полным брюхом в окно не влезешь.
– То воровать, а то воевать. Если мне пожрать не дадут, я и меч не подниму.
– А я натощак не смогу мотаться, как прошлый раз, – заметил Ламтак.
– Да я тебе свою порцию отдам, лишь бы ты так сегодня бегал, – сказал Мартин.
– И я бы отдал! – поддержал его Рони. – Здорово ты нас выручил, я даже к дубинке не притронулся!
– Зато как стрелял! – похвалил его Бурраш. – У нас хорошая шайка сколочена. Я иду на самого рукастого, Ламтак отвлекает войско, Рони бьет на заказ.
– А Мартин? – спросил Рони.
– А Мартин на себя топоры и дротики вытягивает. И главное – почему они в него швырялись, ведь Рони самый опасный был – у него арбалет?
– Это они в нем власть признали, – серьезно заметил Ламтак. – Так что ты, Мартин, не зевай, в другой раз в тебя опять бить будут.
