– Заведующий сельмагом!
– Тогда открывай, заведующий!
Толстяк замялся. Илья молча ткнул в вывеску с обозначенными часами работы:
– Открывай! Раз должен работать, почему закрыто?
– Товара нет! Разобрали…
Зачем же тогда бежал? К вооруженным людям? Я положил руку на автомат. Заведующий испуганно моргнул, достал ключи и завозился с замком.
Магазин встретил нас пустыми полками. Присмотревшись, я различил на одной из них несколько пачек папирос и пузырек одеколона. Ткнул пальцем.
– Почему не разобрали?
– Это же «Казбек»! Дорогие! У нас махорку…
– Давай!
Завмаг выложил товар на прилавок. Папиросы и впрямь выглядели непрезентабельно: пожелтевший на солнце картон, сами пачки помятые. Не страшно, нам не на выставку. Взял пузырек и отвернул пробку. Одеколон пах приятно. Глянул на этикетку: духи «Красная Москва». Гляди ты! Уже были! Пригодится! Сменяем на что-нибудь.
– А продукты?
– Никаких! – Завмаг театрально развел руками. – Крупу, соль, керосин и спички в первый день войны разобрали.
– Товарищ сержант! – Коля взял меня за рукав и склонился к уху. – Там подсобка! – он кивнул на дверь сбоку.
Лицо мехвода было насупленным. Дельная мысль! Мы направились к двери.
– Товарищи!..
Вопль, исторгнутый из глубины души, летел вслед. С чего так нервничаем? За дверью было темно, я нашарил выключатель. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка. Разобрали, говоришь? Что тут у нас? Мыло в ящике? Берем! Упаковки спичек? Дайте две! Керосин в бидоне? Без нужды! В ларе соль, крупная, серая… Не помешает. Мешочек холщовый как раз валяется…
Вышли из подсобки, как Деды Морозы, обвешанные подарками. На завмага было больно смотреть. Выглядел толстяк как вдовец, только что похоронивший любимую жену. Жлобяра не догадывался: будет и второй акт марлезонского балета. Свалили товар на прилавок.
– Считай!
Завмаг застучал костяшками счетов. Мешочек с солью бросил на весы.
– Пересыпать будете? Мешок мой личный!
– Прибавь к счету!
– Сорок семь рублей, тридцать копеек…
Я пошарил по карманам. Деньги нашлись. Надо же, хотел выбросить!
Завмаг разгладил мятые бумажки.
– Еще семнадцать рублей!
Коля полез в карман, но Илья опередил: выложил на прилавок сотенную купюру. Завмаг презрительно отодвинул мои бумажки, схватил банкноту и отсчитал сдачу из пухлого бумажника.
– До свиданья, товарищи!
Коля побросал товар в мешок, мы вышли на площадь. За нашими спинами завмаг гремел замком. Это он зря…
– Жлоб! – сказал Коля. – Припрятал! Надо людям сказать!
– Непременно! – заверил я.
– Есть хочется! – напомнил Климович.
– А как же!
Выбрав дом не из самых богатых, постучал в окно. Оно отворилось сразу – похоже, за нами наблюдали. Сморщенное лицо в платочке, настороженный взгляд. Почему-то вспомнилась игра в городки. «Бабушка в окошке».
– Покорми нас, мать! Заплатим!
– Ой, деточки! – бабка всплеснула руками. – Нету ничога!
Голос у нее был елейно-притворный. Врет! Я едва не сплюнул. Вот ведь «партсъезд!» Одни куркули!
– Можем сменять! Есть мыло, соль, спички!
Возникший рядом Коля шлепнул на подоконник вещмешок и распустил горловину. Старуха заглянула внутрь, на лице ее проступила алчность.
– Гляди сколько! – бормотала она, копаясь в мешке заскорузлыми пальцами. – И где только взяли?
– Неподалеку. Полно товара!
– Соль, керосин, спички, мыло, – подтвердил Коля. – Мешки, бидоны, ящики…
– Где? – простонала старуха.
Мы выразительно замолкли. Старуха метнулась в дом. Обратно явилась с караваем черного хлеба и куском сала, завернутым в тряпицу.
– В сельпо брали, – поведал Коля, пряча продукты.
– Нету там ничога, – обиделась старуха, протягивая руку к мешку. – Пустые полки!
– Зато подсобка полная. – Коля ловко убрал мешок. – Сами видели. Только что оттуда.
Старуха всмотрелась в наши лица и поняла, что не врем.
– Тимофеич! Сволочь! – Бабка прямо шипела от злости. – Сказал, товар в район увезли. Да мы ему!.. Только соберу баб!
– Ухваты не забудьте, – посоветовал Коля, бросая мешок за спину. – Прощевайте, мамаша.
За околицей мы свернули в кусты и накрыли «поляну». Хлеб оказался вкусным, а вот сало – старое и желтое. Отпилили по куску и честно пытались жевать – безуспешно.
– Как подошва… Такое и я бы отдал, – вздохнул Коля, выплюнув желтый комок. – Ведьма старая.
Характеристика была молча утверждена. Мы пожевали хлеба, запили ледяной водой. Вода текла из родничка, возле которого сделали привал. Родничок огораживал сруб из трех венцов, вода выливалась через прорубленное в верхнем оконце. Тоненький ручеек убегал в заросли, его русло выдавала ярко-зеленая, густая трава. Я полюбовался песчинками, пляшущими в струе родника, стащил гимнастерку и умылся под ледяной струей. Илья и Коля последовали примеру. Вернувшись на поляну, достал из вещмешка «Казбек». Илья папиросу взял, а вот Коля помотал головой. Волевой парень.
Пока чиркали спичками, пока с лейтенантом дымили, я ловил на себе взгляды парней с немым вопросом в жадных взорах. Отвечать не спешил: предстояло обдумать. Докурив, извлек из-за голенища немецкую карту и разложил на траве. Две головы немедленно возникли по сторонам. Вот и место нашего боя. Я скользнул пальцем южнее и уткнулся в населенный пункт. Он назывался Жлобы. Случайных названий не бывает. Судя по тому, как нас встретили…
Илья прочитал название и хихикнул. Коля глянул вопросительно, Илья перевел с немецкого.
– Это еще что! – сказал Коля. – Рядом с нашей деревней Жиросперы были. В школе мы их дразнили: «Жир сперли!»
Я сложил карту и спрятал за голенище.
– Куда теперь? – не выдержал Коля.
– Туда! – махнул я рукой. – К своим! Но если желаете, можем остаться. Создадим партизанский отряд…
Партизанить в Жлобах никто не захотел.
– Мы же танкисты! – оправдался Коля.
Кто б спорил… Я взял МР-40, отсоединил магазин и проверил, заряжен ли он. После чего пересмотрел магазины в подсумке. Моему примеру последовали Коля с Ильей. Студент лихо орудовал дверцей «нагана», крутил барабан; как я успел заметить, в оружии он разбирался неплохо. Где, интересно, учили? У Коли получалось хуже. Я показал ему, как ставить «парабеллум» на боевой взвод, использовать предохранитель. Мы не рассчитывали встретить немцев на этом проселке – им сейчас не до нас. Но проверка оружия мобилизует личный состав, а нам топать и топать…
