Заковский криво усмехнулся и, невзирая на своё намерение «воздерживаться», сунул в рот папиросу.
– Так абзацы о том, как героически вел себя молодой Берия, будучи арестован меньшевистской контрразведкой, помните? Джаба знал, что на самом деле произошло в двадцатом году. Искусствовед тогда состоял в приятельских отношениях с неким Меки Кедией. Этот достойный человек служил начальником особого отряда меньшевистского правительства. Именно Кедия арестовывал и допрашивал Лаврентия. Тот плакал, каялся, сдавал всех и даже подписал обязательство сотрудничать с контрразведкой.
– И почему Ивакин до сих пор жив?
– Надо думать, он сумел спрятать компромат там, откуда даже народный комиссар госбезопасности достать его не может. Всё-таки под Джабой – мощная организация, хоть и уголовная. Тайник может быть в Тифлисе, а может, и в Магадане. А то и в Берлине, вот какая штука…
– Устроить знающего лишнее на нары, чтобы показать, кто в доме хозяин, для Берии раз плюнуть. И убить каким угодно хитрым способом. Но… С живым можно договориться, а с мёртвым – никак. Пока Джаба жив или пока не даст команду – некто просто хранит, скажем, протоколы допросов, подписку о сотрудничестве и ещё чёрт знает какие пакости, – по-волчьи оскалил зубы Заковский. – А, не дай бог… Материал предаётся гласности, и наркому кранты. Потому зэк Ивакин и имеет отдельный кабинет, и диетический стол, и телефонную связь со всей страной.
– Добавьте – в этом положении Джаба может выполнять некие функции, и не только консультативные. Его «аппарат» в состоянии решать многие деликатные проблемы…
– Подождите, подождите, а Михаил Кедия, который сейчас в Германии…
– В яблочко, Леонид Михайлович. Это сын Меки…
– Тогда понятно, – протянул Заковский. – И что у нас получается?
– Лев застрял в пасти у крокодила. И оба ничего не могут сделать с врагом, – сказал Зиновий Ефимович.
– Тут Ивакину сам Господь Бог подбрасывает случай перехватить ещё какой-то секрет Лаврентия Павловича, – продолжал размышлять вслух комиссар госбезопасности, – и, может быть, он вообразил, что это шанс освободиться от строгого ошейника, который надел на него наш любимый «цветок душистых прерий».
– Да, Лёва, – подхватил Аш. – У обоих патовая ситуация. А искусствовед – игрок, он шанса не упустит.
– И тут вмешиваемся мы. Вы понимаете, Зяма, что с нами обоими будет, если Берия узнает о нашей самодеятельности?
– Лёва, только не говорите мне, будто вы предпочтёте сидеть, как мышь под веником, и надеяться, что Берия про вас не вспомнит. Вы были неудобны Ежову, вы так же неудобны Берии. Вы – карта из другой колоды. Вам долго не продержаться. Примеры нужны?
– Вы правы, Зяма. Ждать нам и вправду нечего. Похоже, человечек, из-за которого разгорелся весь сыр-бор, – ключ от очень серьёзной тайны. И если мы перехватим этот ключик…
Заковский сжал кулак, словно раздавливая яйцо, в котором прячется Кощеева смерть. Потом подхватил Аша под руку: «Пойдёмте погуляем, а то что-то ноги мёрзнут».
– Конечно, – улыбнулся Зяма. – Вы же в наркомовских сапожках. Форсу много, толку чуть.
– Ой, Зяма, никогда не замечал за вами такой нехорошей черты, как завистливость.
– Было бы чему, – неожиданно серьёзно проговорил Аш.
– Да, – согласился Заковский, – было бы чему.
– И что теперь думаете делать? – спросил Зиновий Ефимович через несколько минут.
– Мне высовываться из-под веника нельзя. Пусть «маску» ищут для нас урки. А вы с вашим Игорем водите их. Плотно-плотно. Хоть двадцать человек подключайте – но чтоб ни одно слово, ни одна малява мимо не пролетела.
Заковский вытащил из кармана толстую, едва ладонью обхватить, пачку сторублёвок и тридцаток.
– На оперативные расходы.
– А насчёт двойного убийства?
– На это хватит вашего влияния, Зяма. Пара звонков, и всё. Трупы в морг, этого «Труху» допросить как следует. Потом и его, и подельников вывезти за сто первый километр и шлёпнуть. Найдут, пальчики снимут – вот радости будет районным мильтонам…
– А у девчонки родители. Начнут разыскивать, заявления подавать…
– Зяма, вы меня удивляете. Выдадут им труп с обильным количеством алкоголя в крови и прочими следами разнузданной личной жизни. Забирайте, хороните, если преступников поймают, вас известят… И забудьте об этом. Вас руки пачкать никто не заставляет. Меня другое интересует. Уж больно совпадения странные. Я этого Маркова Сергея Петровича ещё по Гражданской помню. Способный был парень, из взводных своими силами в комкоры выкарабкался. И сажали его… Знаете, странно сажали. У нас ведь – или-или. А здесь не два, не полтора. Как будто на запасной путь переставили. А теперь из СТОНа по прямому указанию выдернули. Звёзд навешали. К нему подходы искать надо, и никак не допустить, чтобы Джаба… Тут или параллельная игра намечается, или одна и та же. Думать надо. Вот это, Зяма, уже мой уровень…
– Тоже нашими прикрыть?
– Нет. Здесь нам никак светиться нельзя. Математик, уголовники – это одно. А если мой интерес к командующему округом просекут – вот тут легко заговор выявить… Хозяин на такие штуки падкий.
– А если аккуратно сообщить, что шпана ими интересуется (и какого уровня шпана), его дружку, Лосю? Тот как раз на хороший пост попал, у него топтунов да наружников в подчинении сотни. И никаких сложностей, если что: был сигнал. Проверяем.
– Пожалуй. Займись. Найди, кто Лосю «инфу» сбросит. Хорошая мысль у вас была, кстати, Зяма, завербовать этого здоровенного жлоба, как там его? Хоть и не нравился он мне, а вот пригодился.
– Игорь – человек талантливый. Но однажды испуганный. В серьёзном деле на него положиться нельзя. Поплывёт.
– Челове-ек, – протянул с непонятной интонацией Заковский. – Ваш человек, ваша и забота. Старайтесь, если всё ещё мечтаете до Стены Плача добраться. До той, что в Иерусалиме, а не в наших подвалах…
И закончил, как обрезал:
– Ладно, поехали. А то ног совсем не чувствую…
Когда к воротам дома Свищевых подкатила карета «Скорой помощи», никто из соседей не удивился. К парализованному чекисту один раз в месяц являлись врачи из спецклиники. Периодически вызывали и «неотложку» – когда у ветерана органов прихватывало сердце.
За полчаса до того деду позвонили по телефону. Труха привычно снял трубку параллельного аппарата. Незнакомый голос тут же произнёс: «Не подслушивай, сопляк. Марш во двор, собак привязывай».
Через минуту коротко звякнул сигнал отбоя, и Вова поднялся к деду. Таким внук не видел старого контрразведчика никогда. Во-первых, Свищев-старший был абсолютно трезв – впервые за последние четыре года. Во-вторых, он выглядел смертельно испуганным.
– Сейчас приедут люди, – сказал он. – Сделаешь всё, что они скажут. Дурак. – Дед махнул рукой и заплакал.
