– Ты можешь взять с собой возлюбленную, – добавил прежний девичий голос. – Мы ее с радостью примем.
– Чего?!! – взревел Носорог.
– Как ты мог так поступить? – сказал отец Эйнштейну. – С моим сыном…
– Думаешь, мне легко? – взвился тот. – Чертовы Пановы, как же я вас ненавижу! Да я всю жизнь с вами нянчусь, у меня же лучше друзей в жизни не было! Я же вас люблю, идиоты, сволочи, ну почему, за что я должен делать такой выбор… Питер, – повернулся он ко мне. – Ты умнее своего отца, поймешь. Если у тебя есть принципы, которым ты служишь, то обязательно хоть раз, но влипнешь в ситуацию, когда надо выбирать: либо ты выполняешь задачу, жертвуя жизнью близкого человека, либо ты его спасаешь, но задача не выполнена. И совместить невозможно. Такие вилы. Вот как сейчас – либо дети эвакуируются, но при этом ты, самый дорогой мне человек, попадаешь в рабство, либо ты в порядке, но тогда детей уничтожают. Они, – ткнул босс пальцем в сторону трибун, – поставили меня перед таким выбором. И что мне было делать?
Отец подошел ко мне, обнял, прижал к себе:
– Подожди, не горячись. Давай подумаем спокойно…
– Макс, решать ему, – бросил Эйнштейн. – Единолично. Один на один со своими принципами.
– Да заткнись ты, философ!
– Все тихо! – крикнул я и, когда наступила тишина, обратился ко взрослым аномалам: – Предположим, вы их пропустили, а я остался. Что мне помешает через день-два уйти вслед за ними? Вы меня посадите под замок? Свернете мне мозги? Возьмете честное слово, которое бойскауты никогда не нарушают?
– Если захочешь – уйдешь, – грянул голос. – Пробудешь с нами сутки, потом сам решишь, как поступить. Но за эти сутки к порталу никто не пройдет. Это наше условие. Твои друзья проведут ночь здесь, на этой площадке, потом уйдут куда захотят.
И я понял – они не боятся обмана. Если останусь, то уже не уйду. Суток хватит, чтобы меня необратимо изменить…
Эта безнадега чуть меня не смяла – настоящая «давилка», все нутро, казалось, наружу сейчас попрет. И она бы меня смяла, если б не Барсук… Я сел на корточки, глядя в землю. Натали пристроилась рядом, стараясь заглянуть мне в глаза. У нее был свой непростой выбор – как жить дальше, со мной или без меня? А потом я услышал разгоряченные голоса, уловил движение поблизости, и тяжкий груз катастрофы на минуту отпустил рассудок.
Барсук обходил наших аномалов: малышей, восьмилеток, подростков – всех. Собирал их вместе, что-то бурно нашептывая. Прикрывался рукой, чтоб ТЕ не слышали. Буквально зажигал детей короткими репликами. Зачем, что затеял? Барсук – сильный «химик», мальчик-дезактиватор, обычно флегматичный, медленный, основательный. Из-за полноты – объект постоянных насмешек. Любит поспать. Все к себе тащит и прячет: в карманах, под матрацем, везде. Выпросить у него что-нибудь сложно, всегда может доказать как дважды два, что ему это нужнее. И вдруг – такая активность…
Натка поняла, что происходит, раньше меня – без объяснений. Вскочила и меня подняла с земли. После чего начала стремительно раздеваться, сбрасывая всю свою понтовую шелуху.
Трибуны определенно забеспокоились. Наверняка они что-то слышали из того, что нашептывал Барсук, а может, слышали каждое слово. Это не важно. Когда они снова встали и взялись за руки, было уже поздно.
Натали к этому моменту разделась почти догола, до трусов. Верх она не носила, как я успел выяснить прошедшей ночью. Никого не стеснялась, не то было время, чтобы стесняться. Притянула меня к себе и прошептала:
– У нас своя «капелла». А ты – солист.
Десятки детских рук облепили ее тело, места свободного не осталось. Она соединила каждого с каждым, всех со всеми. Поначалу это был продвинутый вариант конференц-связи, но соединения становились нервами и прорастали друг в друга, формируя узлы и ядра, стремительно превращаясь в единую нервную сеть общего пользования типа «кольцо». Сеть развернулась в систему – в нервную систему мощного боевого организма…
– Наша «капелла» круче! – прокричал Барсук, уже не скрываясь.
И правда, круче ощущений я не испытывал. Что там ночь с возлюбленной, разве можно сравнить? (Шучу, Натка, я же шучу, прекрати кусаться!!!) Аномалы, слившиеся в одно целое, – это близко к богу, не врали, гады.
– Питера мы вам не отдадим, – сказала Горгона. Нечеловеческий голос ее, усиленный акустической группой, разнесся по всему пансионату.
Я быстро привел нашу структуру к оптимальному виду, обеспечив максимальную производительность. Детей я воспринимал как модули, каждый со своей функцией. Горгона была вычислительной средой, я – процессором. Аналогия, конечно, условная, но хоть такая, иначе спятить можно с непривычки.
Память была общей. Кто-то выплескивал все, что было за душой, кто-то, наоборот, не хотел открываться полностью, но если уж информация попадала во внутреннюю сеть, то становилась доступна всем.
Эти процессы, которые так долго описывать, длились миллисекунды. С периферии поступил сигнал: подключился новый элемент. Смотрю, кто это… Ба! Эйнштейн!
Мистер Эли Эбенштейн – собственной персоной. Держится за ухо Натали. Бедная девочка, каково же ей всех нас терпеть…
Так вы аномал, босс?
А то! – послал он мне. Без вариантов, «дитя сталкера». Есть предположение, что он, Эйнштейн, не кто иной, как первый аномал города Хармонта, самый-самый первый. Не случайно «игровая площадка» при Институте на него не реагирует – точно так же, как не реагирует на Питера Пэна. Симбиоз с Зоной позволял ему бывать в самых опасных местах, и ничего, до сих пор коптит небо. Без этого симбиоза, кстати, хрен бы он обнаружил подходы к первой из «Душевых». Что касается его способностей как аномала, то они неявные. Выделяет аттрактанты и другие психоактивные вещества. Умеет вызывать к себе безоговорочное доверие, в том числе со стороны людей, которые впервые его видят. Может успокоить, может стимулировать мозговую активность. В драке сделает противника физически слабее, а если надо, наоборот, мобилизует силы у своего соратника, дерущегося бок о бок…
Детки впитывают инфу про Эйнштейна и виртуально хихикают. Секреты взрослых – всегда интересно, даже когда вот-вот вспыхнет битва.
Все это интересно и неожиданно, сказал я Эйнштейну, но после того, как вы сделали меня «отмычкой», трудно относиться к вам по-прежнему. Разве я что-то сделал, тонко улыбнулся он. Изобразил намерение – да. Но слова, бывает, диаметрально расходятся с делами. А дела таковы, что мы сумели собраться и сплотиться в мощную «капеллу», находясь под полным контролем врага в практически безвыходной ситуации. И лозунг наш теперь – «Не отдадим Питера Пэна!». Это заслуга Барсука, возмутился я. И тогда подал голос Барсук, рассказав, как дядя Эли его подробно инструктировал насчет создания собственной «капеллы», еще когда они шли вдоль реки.
Опять у меня разрыв шаблона. С Эйнштейном – нескончаемая головоломка, то он хороший, то плохой, то опять хороший…
Эти разговоры отняли еще несколько миллисекунд реального времени. Внутренние процессы оказались крайне быстротечны.
