Да и вообще, любые нарушения установившегося порядка снабжения приводят к тому, что начинается неразбериха, нарушение планов и, как следствие, падение темпов наступления. Ну а дальше… Я усмехнулся.
Головатюк вот обижался, что мы на этот раз не собирались прищучить ни одного немецкого штаба. Но для атаки на штаб нам требовалось, во-первых, собрать в кулак весь батальон и, во-вторых, совершить марш к месту дислокации штаба по местности, скорее всего, наиболее плотно заполненной войсками. И сама атака не факт, что будет такой уж эффективной: опять же вследствие того, что в текущих условиях сосредоточенности сил для наступления рядом со штабом совершенно точно будет располагаться чертова туча других подразделений. Причем в существенной части боевых, из-за чего мы будем иметь в своем распоряжении крайне ограниченное время для атаки. Так что далеко не факт, что нам удастся уничтожить достаточно штабных, чтобы так уж сильно парализовать работу штаба. Средства связи – да, обслуживающий персонал – да, много, на какое-то время нарушить работу – без сомнения, а вот начальствующий состав и ключевых офицеров – только при очень большой удаче. Иначе – зажмут и уничтожат уже нас. А этого я не собирался допускать ни при каких обстоятельствах. Не по рангу размен… Нет, уничтожение нескольких десятков квалифицированных офицеров и талантливых командиров с опытом двух лет войны – очень болезненный удар. Но мои ребята для меня куда дороже десятка немецких генералов и сотни старших офицеров. И не мой эгоизм или личные привязанности тому виной. Нет. Я собирался использовать эту войну как… тренинг, как инструмент для формирования новой элиты, способной как выиграть эту войну с наилучшим результатом, так и потом войти в элиту Империи. Поэтому для меня каждый человек, прошедший мою подготовку, был просто на вес золота…
Тем более что работая по выбранным целям, представлявшим из себя тыловые, ремонтные и вспомогательные подразделения, мы достигали ничуть не меньшего эффекта, чем уничтожив штабы. А вот потери должны были понести куда меньшие, поскольку все объекты наших атак располагались в стороне от стянутых к магистральным дорогам войск (чтобы тыловики не мешались под ногами бравым бойцам, готовым броситься в прорыв). А это не только уменьшало опасность того, что на помощь атакованным быстро выдвинутся подкрепления, но и давало возможность даже в случае каких-то косяков или неприятных неожиданностей все равно уничтожить атакуемые объекты и уйти, почти не подвергаясь опасности получить на хвост настырных преследователей или быть перехваченными мгновенно выставленными заслонами.
Нет, полностью исключать подобного было нельзя. Война – есть война, и неприятные и смертельно опасные неожиданности здесь скорее правило, чем исключение. Но вероятность подобного при атаке избранных мною объектов была мною оценена как минимально возможная в данной ситуации. А там уж как бог даст… А вот временно́й эффект же от их уничтожения должен был оказаться ничуть не меньшим, чем при уничтожении штаба, и… куда большим, чем если бы мы выбили столько же людей и техники в боевых подразделениях. Вот такой вот парадокс моторизованной армии, построенной на имеющихся в распоряжении данной цивилизации технологиях…
Судите сами – при текущем уровне развития техники, как боевая, так и транспортная техника требует регулярного обслуживания. Как ежедневного, так и, скажем, еженедельного, хотя на данном уровне развития технологий второй уровень периодичности технического обслуживания больше связан не со временем, а с расходом моторесурса, пробегом и количеством выстрелов. Но при столь интенсивном использовании, каковому техника и оружие подвергаются во время войны, моторесурс и пробег исчерпываются очень быстро – в течение нескольких дней, недель и лишь в лучшем случае месяцев. А если учесть два года войны, которые были за плечами наступающей армии, да последние два месяца почти непрерывных, причем наступательных, боев, слово «обслуживание» можно вполне заменить на «ремонт». Регулярный и непременный. А кто, как и чем будет делать эти ремонт и обслуживание, если ремонтные подразделения уничтожены, ремонтная техника, станочный парк и инструмент приведены в негодность, а необходимые масла, смазки и запасные части – сгорели? Вот то-то и оно. Я предполагаю, что очень скоро у немцев (ну, хотя бы на нашем участке фронта) появятся проблемы даже с доставкой пищи наступающим частям и подразделениям, не говоря уж обо всем остальном.
– Стой, пароль?
– Семь, – тихо отозвался я.
– Четыре, – облегченно выдохнул командир отделения разведчиков. – Товарищ капитан, все на месте.
– Потери?
– Двое раненых. Но оба легко. В руку, но кость не задета, и в плечо, тоже навылет. Уже перевязали. Так что подразделение полностью готово к выдвижению.
Я молча кивнул, а потом, спохватившись, что этот жест в темноте могли не заметить, озвучил вслух:
– Отлично, – после чего приказал: – Командуй выдвижение. Я – в головной дозор.
Нам в эту ночь предстояло потрогать немцев за задницу еще в одном месте. Как, впрочем, и большинству остальных диверсионных групп. Я твердо намерен был выполнить обещание, которое дал комкору. Даже если мои расчеты по тому, как подействует на немецкие планы потеря столь большого количества боеприпасов и топлива, окажутся не совсем верны. Что было вполне вероятно, ибо подробные текущие штаты немецких подразделений и частей мне пока на глаза так и не попадались. Все сведения по данному вопросу, которые оказались в секретной библиотеке, относились самое позднее к 1940 году. Сейчас же шел уже 1941-й. А год для непрерывно воюющей армии – это ох как много… Да и те сведения, которые имелись, так же были крайне неполны, и ограничивались только общей структурой и сводной таблицей с общим числом вооружения и техники на полк и дивизию. Их внутреннее распределение по боевым и тыловым подразделениям, как и планируемое предназначение и задачи, оставались областью домыслов. Так что я решил подстраховаться и уменьшить давление на наши войска еще и тем, что заставлю немцев отвлечь заметную часть предназначенных для наступления войск на нашу поимку и охрану своих тылов и штабов. Поэтому чем большую панику мы им этой ночью устроим, тем легче будет нашим парням завтра отбиваться.
– Товарищ капитан, а может я Ойунского в дозор выделю? – робко предложил отделенный. – Он же таежный охотник, и вполне…
– Не спорь, сержант, – мягко прервал я его. Вторая цель нашего налета располагалась на расстоянии девяти километров от весело полыхающего топливного склада, и я определил ее нашей группе, имея в виду, что сам поведу ее через ночной лес. Ибо никто другой обеспечить требуемую скорость передвижения просто не смог бы. Даже якут Ойунский, несмотря на весь его охотничий опыт.
– Двинули.
К следующему объекту мы вышли уже перед самым рассветом. По пути у нас был только один получасовой привал у лесного ручья, который я объявил не столько даже для того, чтобы дать людям отдохнуть и перекусить, сколько чтобы предоставить нам четверым, которые втихую дырявили бочки на складе, возможность простирнуть наше обмундирование, дабы хотя бы немного избавиться от бензиновой вони. Ну… немного и удалось. Как выяснилось, местный бензин мылом особенно не отстирывается. Да и дальнейший путь в мокром обмундировании комфортным тоже не назовешь… Но справились. Хотя к объекту атаки группа вышла изрядно заморенной, так что я дал людям отдохнуть, а сам двинулся на рекогносцировку.
