– Но… как же так может быть? – воскликнула девушка. – Это же… Как же… Нет, с нашим корпусом такого никак не случится. Вон же, удержали же наши фронт! Значит…
– Да ничего это не значит, – махнул рукой Шпильман. – Наши-то удержали, а вот соседи – нет. И, слава богу, что откатились пока недалеко. Благодаря тому, что за те три дня, пока немцы нас атаковали, из тыла пару дивизий подтянуть успели. Так что после того, как немцы по соседям ударили, а те попятились, было из кого заслон выставить. А то бы толку было с того, что мы фронт удержали… Все равно бы в котле у немцев оказались. У немцев-то во всех передовых частях вся пехота на машинах и мотоциклах. Только где дырку во фронте пробьют, глядь – они уже фьюить, и в тылу у тех, кто еще обороняется. А у нас даже в мехкорпусах почитай вся пехота пешком была. Не говоря уж об обычных стрелковых дивизиях. По мобилизации только машины получить должны были…
– Что-то вы не то говорите, Александр Моисеевич, – сурово сдвинула брови Вилора. – Не может такого быть. И вообще, вы ведь медик, а не командир. Не думаю, что вы в этом разбираетесь. Это… это – пораженческие настроения, вот!
– Не командир-то, не командир, – снова вздохнул Шпильман. – Да сама знаешь, сколько тех командиров через мои руки прошло. Так что я тебе не свои размышления здесь докладываю, а их слова. Или ты думаешь, что мне не больно, что мы отдали немцам Минск, Ригу, Советский Вильнюс, Псков, Таллин и допустили немца в самое сердце России? Вот я их и пытал насчет того, как же так все могло случиться? Нам же в тридцать восьмом, когда Тухачевского, Егорова и Уборевича со товарищи расстреляли, говорили, что все, что зараза из армии – вырвана, что предатели, желающие ослабить нашу армию, – уничтожены. И теперь мы непременно «малой кровью и на чужой территории»!.. И где эта малая кровь и чужая территория? А может как раз не тех расстреляли-то, раз те, кого не расстреляли – такого наворотили? Всего за два месяца! Эвон, сколько кричали про бездарных царских генералов, а теперь выясняется, что они были куда толковей нынешних. Несмотря на все пролетарское происхождение теперешнего руководства.
Вилора поежилась и исподтишка покосилась на окно и дверь. И то, и то было закрыто. Но вот насколько плотно? Очень бы не хотелось, чтобы этот бурный спич услышал кто-то не тот. Очень бы не хотелось… Еще год назад, до того, как арестовали отца, она бы первая возмутилась подобным заявлениям. Все это – ложь и подлый навет! Советская власть НИКОГДА не ошибается! Если посадили и уж тем более расстреляли – значит, было за что. И туда им и дорога. Но после того, как арестовали ее любимого, ее всегда такого болезненно честного и работавшего по восемнадцать часов в сутки папку… И не только арестовали, но еще и осудили, так и не сумев разобраться. После того, как к ней отнесся товарищ Николай… И – да, после того, как немцы уже на третий месяц войны взяли Минск, Ригу, Псков и рвутся к Киеву…
– Не надо так громко кричать, – тихо произнесла она. И Александр Моисеевич вздрогнул и уставился на нее сквозь очки своими больными, красными от недосыпа глазами. Несколько секунд он рассматривал ее слегка испуганным взглядом, потом испуг ушел, и он тяжело вздохнул и махнул рукой.
– Короче, иди Сокольницкая, готовься. Поедешь старшей с ранеными. Я в твою партию самых тяжелых собрал. Уж не знаю, поможешь ты им этими своими иглами дожить до армейского эвакогоспиталя или нет, но если не ты, им, пожалуй, уже никто не поможет.
– А может… – робко начала Вилора. – Александр Моисеевич, у вас же и так хирургов не хватает. Вы-то сами только что двадцать часов у операционного стола отстояли. Может, я со следующей партией поеду, а?
– Нет, Вилора, – вздохнул Шпильман. – Поедешь сейчас, – и пояснил: – Баженова очень просила тебя прислать. У них там очень тяжело. Тяжелые потоком идут. И мрут. Потому что немцы бомбят дороги как бешеные, и поэтому сильная нехватка медикаментов и крови. Ты там сейчас очень нужна, девочка моя…
Вот так она и оказалась сначала в эвакогоспитале, а затем и во фронтовом госпитале, который размещался в Киеве. Причем, вытребовал ее туда как раз вот этот самый пожилой дядечка в круглых очках и военной форме с погонами генерала, по фамилии Бурденко. Главный хирург Красной армии…
Марьяна оказалась пожилой домработницей. Вернее, это для нее пожилой, а для Николая Ниловича, наоборот, молодой. Он так на нее и прикрикнул, когда она разохалась насчет того, что, мол, Марии Эмильевны сейчас дома нету, потому как она у подруги заночевала. И ой, как она расстроится, когда узнает, что не смогла сама Николая Ниловича встретить.
– Ты, Марьяна, не маши тут руками, как гусыня крыльями, а давай-ка своими молодыми ножками да ручками нам вот с этой милочкой и ребятами на стол накрой. Нам через час в госпитале надо быть. А с Машей мы вечерком повидаемся. Я в ближайшее время более на фронт не поеду.
– Вот вы всегда так говорите, Николай Нилович, а потом все опять по-своему делаете
[61]
, – проворчала Марьяна, но на стол накрыла молниеносно. Правда все это время подозрительно косилась на Вилору.
– Петруша, ты там насчет спиц что разузнал? – спросил Николай Нилович, когда они уже садились в машину, чтобы ехать в госпиталь.
– Все в порядке, Николай Нилович, – тут же отозвался старший военфельдшер. – Сами спицы сделают в нашей ортопедической мастерской из проволоки, вытянутой из пружинной стали. У них такая есть, они сами ее как основу предложили. А потом мы покроем их слоем золота в гальванической лаборатории МГУ. Им уже поступило распоряжение оказать нам всяческое содействие. Так что ждем только образец.
– Образец мы тебе сейчас дадим, – произнес Николай Нилович, разворачиваясь к Вилоре. Девушка тут же залезла в сумку и вытащила из нее один из наборов, изготовленных в Киеве, протянув его Петруше.
– Только все пропорции должны быть выдержаны предельно точно, – строго добавил Бурденко.
– Не волнуйтесь, Николай Нилович, – все будет сделано в лучшем виде.
В Киеве Вилора проторчала почти полторы недели. К тому моменту, когда она добралась до Киева, ее спицы, изготовленные вручную, из подручных средств на лесной поляне, были уже на последнем издыхании. Но зато, как выяснилось, с батальоном имелась возможность связи. И влияния Николая Ниловича хватило на то, чтобы во время очередного сеанса для капитана Куницына было передано несколько вопросов по поводу того, из каких материалов можно изготовить новые спицы, дабы они были подолговечнее. Или непременно необходимо дерево? Ответ пришел буквально на следующий день. Капитан Куницын передал, что лучше всего работают как раз металлические спицы, причем из благородных металлов – золота и платины. А деревянными пришлось воспользоваться за неимением лучшего. После этого в прифронтовом Киеве отыскали двух ювелиров, которые за сутки изготовили семь новых комплектов спиц. Правда, обращаться с чисто золотыми спицами оказалось страшно неудобно. Они были тяжелыми и к тому же требовали очень большой сосредоточенности, потому что легко гнулись при любом не совсем точном движении… И еще Вилора очень разозлилась, когда ей сообщили, что спицы изготовлены именно по рекомендациям капитана Куницына. Значит, с батальоном все это время имелась связь, а ей об этом ничего не сказали! Можно же было как-то договориться и, скажем, сбросить ее к своим на парашюте. Она бы совершенно не испугалась прыгнуть. Ну, вот не капельки! Потому что она… Должна. Быть. Со своими!
