Девятый поворачивается ко мне, он нетерпеливо потирает ладони в предвкушении.
– Джонни, я говорил тебе, какое значение придаю гигиене рта? – он оборачивается на Сетракуса Ра. – Мужик, сначала почисти зубы, а потом угрожай мне! – он раскрывает свой светящийся красным посох, поворачивается к Сетракусу Ра и атакует.
К счастью, наше Наследство еще при нас.
Глава тридцатая
Углом глаза я вижу, как Девятый атакует Сетракуса Ра. Я снова поворачиваюсь к Восьмому в надежде его вылечить и держу руки на его ране, ожидая, что мое Наследие вернется. Ничего. Я умоляю Восьмого держаться, бороться с болью, но его карие глаза закатываются, и дыхание становится все менее и менее глубоким. В панике я вспоминаю рисунок из пещеры. Тот, на котором Восьмого убивают мечом. Это предсказание сбывается? Я отчаянно прижимаю руки к его груди.
– Марина! – кричит Джон. – Вам с Восьмым надо выбраться отсюда! Я чувствую, что если мы сумеем уйти подальше от Сетракуса Ра, наши Наследия снова начнут работать. Если я прав, ты еще сможешь спасти Восьмого.
– Он почти мертв, – полузадушенно произношу я. – Может быть, уже слишком поздно, что бы мы ни делали.
Я не могу заставить себя рассказать ему о рисунке в пещере. Интересно, может ли Восьмой думать о том, что происходит, вспоминать рисунок, понимать, что могло случиться сейчас? Надеюсь, нет.
– Тогда надо торопиться, – он дает мне могадорскую пушку и поднимает Восьмого. – Стреляй во все и всех, кто не наши друзья.
Мы пытаемся как можно быстрее покрыть эту сотню метров до двери, не отводя при этом глаз от остальных, занятых битвой. С каждым обращенным в пепел могом я чувствую себя сильнее. Я пытаюсь не думать о том, где сейчас Шестая – настоящая Шестая – и что с ней. Жаль, что я не убила эту тварь до того, как она открыла, что она такое. Я знала, что это не Шестая. Я оглядываюсь. Девятый бьется с Сетракусом Ра. Без особого успеха. Его посох сталкивается с мечом Сетракуса. Как бы силен ни был Девятый, такое чувство, что Сетракус Ра просто играет с ним, ожидая подходящего момента, чтобы нанести последний удар.
Меня покидает вся до капли уверенность и сила, бывшие со мной мгновение назад. Их слишком много, а нас слишком мало. И мы лишены наших Наследий. То есть мы просто дети. Дети, выступившие против организованной инопланетной армии. Мне не хочется оставлять остальных, но Джон прав. Я знаю, что мне надо выбраться отсюда, если я хочу вылечить Восьмого, а я должна его вылечить.
Мы почти достигаем двери, когда прямо на нас кидается два десятка могов. У некоторых пушки, у других мечи, и все кажутся чудовищно неостановимыми. Я пытаюсь стрелять, но мои выстрелы не сильно прореживают надвигающуюся толпу. Их слишком много. У Джона получается вынести Восьмого за дверь, потом он присоединяется ко мне, нападая на них с мечом. Мы сражаемся вместе. Я не подведу Джона, как малы ни были бы наши шансы. Мы защищаем друг друга и черпаем силу друг в друге. Поэтому мы сумели выжить, и поэтому мы победим. Мы сильнее, когда мы вместе.
Джон быстро и методично расправляется с могами. Я не перестаю стрелять, становясь так, чтобы перекрыть дверь и защитить Восьмого. Потом я выскакиваю в дверь, чтобы проверить, как он. Пульс у него слабый, и я чувствую, что мое Наследие все еще не вернулось. Я кладу руки ему на грудь и шепчу:
– Ты не можешь умереть, Восьмой. Слышишь меня? Я вылечу тебя. Мое Наследие вернется, и я тебя вылечу.
Я понимаю, что все нападавшие на нас моги исчезли – уничтожены, – тишина наступает неожиданно.
– Надо спешить. За ними придут еще, – шепчет Джон.
Мы слышим оглушительный вопль: через дверь видно, что Берни Косар превратился в лориенского зверя. Его окружают могадорцы с мечами, но он уворачивается от их ударов. Они не могут достать его, но он тоже неспособен нанести им серьезный урон. Мы возвращаемся в зал как раз в тот момент, когда Сетракус достает кнут. Хвосты кнута загораются и он попадает ими в руку Девятому. Рана тут же чернеет. Джон поворачивается ко мне, чтобы что-то сказать, когда я слышу выстрел. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, по телу Джона проходит судорога, и он падает на землю.
* * *
Я приклеена к потолку и похоронена в черном камне. Я наблюдаю за тем, как остальные Гвардейцы сражаются, и не могу даже почувствовать свое собственное тело, не говоря уже о том, чтобы дать им знать, что я здесь. Я всю свою жизнь училась не быть беспомощной. Сетракус Ра не такой уж великий воин. Он побеждает только потому, что может лишить нас наших способностей. Я хотела бы стоять там внизу и держать в руках его голову так, чтобы видели все моги. Я бы позаботилась, чтобы они все узнали о падении их вождя, а потом я бы добавила их пепел к его.
Неужели я смотрю на то, как умирает надежда Лориена? Мы считали себя такими сильными, умными и ко всему готовыми. Мы думали, что закончим войну и полетим домой, на Лориен. Мы оказались глупцами, высокомерными глупцами. Да, мы знали о Сетракусе Ра – великом и ужасном вожде могадорцев, но мы ничего не знали о том, как он сражается, о том, какими силами он обладает. Сейчас мне кажется очевидным, что он способен отнимать у нас наши Наследия. Жаль, что я не могу связаться с остальными Гвардейцами – я бы могла хорошо руководить ими отсюда. Во-первых, я вижу, что моги невероятно сильны физически, но о хитрости в бою речь не идет. Ума у них не больше, чем у камня, в который я обратилась. Их движения легко предугадать. Их план атаки очевиден, потому что у них нет плана атаки. Они действуют числом и грубой силой, а с этим легком справиться, если знаешь, с чем имеешь дело. Но когда оказываешься в гуще боя, понять такие вещи нелегко. Как бы я хотела иметь возможность сказать Гвардейцам сосредоточить силы на Сетракусе Ра. В противном случае битва будет короткой, и моги победят.
Я смотрю на то, как Берни Косара ранят мечами. Он превратился в огромного зверя, как тогда, в Парадайзе. Тело у него мощное и мускулистое, когти и зубы зазубренные, а из черепа растут загнутые рога. Я вижу Сетракуса Ра с кнутом и почерневшую руку Девятого – полагаю, это значит, что он скоро окажется в том же положении, что и я. Джона подстрелили, и он падает, содрогаясь от боли. Марина берет пушку и стреляет в надвигающихся могов. Элла выбегает из зала. У нее есть план? От Эллы меня отвлекает рев Берни Косара. Я вижу, как он падает на колени. Он все еще сражается, все еще убивает могов, но истекает кровью из ран. Страшно смотреть, как он медленно умирает, страдая от боли.
* * *
Я истекаю кровью. Я чувствую, как кровь и силы покидают меня, и я ничего не могу с этим поделать. Моги идут и идут. Не знаю, сколько мы уже убили сегодня, но это, кажется, не имеет значения. Без наших Наследий мы все равно что пытаемся остановить цунами горой швейцарского сыра. Марина за моей спиной стреляет в наступающих. Я смотрю на Берни Косара и вижу, что могадорцы накинули веревки ему на рога и вытаскивают его из угла.
– Трус, ты просто трус! Ты не можешь справиться с нами, если мы не парализованы! – кричит Девятый. Он стоит в центре зала, его рука почернела и висит бесполезной тяжестью. Сетракус снова заносит кнут.
