– За ногату в день жизнью рисковать?
– Всем так плачу.
– Вот всех и бери. Меньше, чем за две ногаты, я не согласен.
Купец закатил глаза и зашевелил губами, явно подсчитывая в уме убытки.
– Ладно, согласен, – наконец выдохнул он. – По рукам?
Деньги были нужны. Если волхв его задействует, надо будет Марье денег на жилье-бытье оставить.
– По рукам!
Глава 4. Бунт
Придя домой, Илья рассказал Марье, что нанялся к купцу.
– Как знаешь, ты хозяин, – кивнула девушка.
Зарабатывать деньги в дом должен мужчина. А как и где – это его дело. Женщина отвечала за дом, за питание и воспитание детей. Иной раз мужчины уходили на отхожие промыслы надолго – на сезон. Плотники и каменщики – с ранней весны и по глубокую осень, торговцы, возничие со своими подводами – на сухое время летом, а с санями – когда ложился снег. Самое гиблое время – осенняя и весенняя распутица, когда ни обоз не пройдет, ни корабль в плаванье не пустится.
Несколько дней Илья еще оставался в городе. С утра отправлялся на торг – не столько купить что-либо, сколько новости узнать, послушать, как будут вещать люди волхва. К своему удивлению, обнаружил, что после задержания вора его самого узнают – здоровались вовсе незнакомые люди. Илья на приветствия отвечал. Даже городские стражники подошли и одобрительно похлопали по плечу. Фигура у Ильи приметная, с другим не спутаешь, а тут еще и поступок истинного мужа.
Судя по тому, как жадно и заинтересованно слушали люди баламутов – как называл людей волхва Илья, у них было много сторонников, и семена недовольства новой верой могли дать всходы.
Однако увидеть дальнейшие развития событий на короткий срок не удалось. Каждый день после торга Илья захаживал на двор купца, пока он не объявил, что утром следующего дня выезд.
– После третьих петухов у городских ворот жду, обоз там собираться будет.
– Понял, приду.
Кормить в дороге ездовых и охрану должен купец – Илья уже порядки узнал. Его дело – одеться по-походному и оружие взять.
Марье он о выходе сообщил и отдал ей все деньги. В походе они ему не нужны, а случись что-то плохое, позволят какое-то время сироте прожить.
Спал он плохо, а заснув на короткое время, тут же в тревоге просыпался. Петух – не будильник. Если сказали – после третьих петухов быть, то проснуться надо раньше.
Однако к утру его сморил глубокий сон, и если бы не Марья, он бы проспал. А она еще и накормить его успела вчерашними пирогами с сытом. Завтракал он всегда и обязательно, но немного. Другие обычно утром половину суточной нормы съедали, а Илья просто пил чай с печеньем.
Он оделся, надел на голову шлем и несколько минут размышлял, брать ли щит. Не на бранное поле ведь едет, лишнюю тяжесть с собой брать не хотелось. Но все же взял. Ведь не на себе же нести придется, в пути его и на телегу положить можно. Опоясался ремнем, на котором ножны с мечом, боевым и обеденным ножами, чехол с ложкой. В походах каждый, возничий он или воин, купец или охочий человек, ложку при себе имели. А еще – маленький мешочек, где хранилась соль пополам с перцем, и каждый был волен посолить-поперчить блюдо в своей миске, не пеняя никому на недосол.
Шел быстро. Петухи хоть и пропели, но солнце еще не взошло, а только выглянуло из-за горизонта.
Обоз был почти готов, по крайней мере лошади, подводы с грузом и возничие были на месте. Ждали Илью, купца Нифонта и еще три подводы другого купца – торговые люди в одиночном обозе редко ходили. Вдвоем и поговорить можно – о ценах, о том, где какой товар купить и выгодно продать и почему воск в бочках иноземцы ножом ковыряют. А где обо всем этом говорить, как не сидя на подводе? Так и время быстрее идет, и для дела польза.
Купцы сидели на первой подводе, где пыли меньше, и беседовали.
Илья ехал на последней – так весь обоз был ему лучше виден. Периодически он соскакивал с подводы и шел рядом или бежал, чтобы ноги размять да пыль с одежды стряхнуть. Мелкая, вездесущая, она забивалась в волосы, в уши, оседала на одежде. Хлопнешь ладонью по одежде – облако поднимается. Хорошо на ногах сапожки короткие, а у ездовых онучи на лаптях уже серые от пыли.
Ехали без остановки. Один раз – на полчаса – остановились, лошадей напоить да позволить им травки пощипать. Зато к вечеру во Владимир въехали.
Ездовых купец в людскую определил – что-то вроде общежития на постоялом дворе. Комната человек на двадцать, для каждого лавка, матрас – сеном набитый. Тесно, но зато сухо и тепло, а это зимой особенно ценилось. Сам купец опочивать в отдельной комнате лег. Илья же при подводе во дворе постоялом остался.
Лошадей в стойло завели, по мерке овса в кормушку насыпали. Мерка – это деревянная бадейка, вмещала по современным меркам литров около пятнадцати.
Илье слегка обидно стало: ездовые под крышей, а он, как пес бездомный. Случись дождь – промокнет до нитки.
Купец Нифонт покормил в трапезной всех обозников и Илью. Потом обозники спать разбрелись, а Илья – к подводам. Сначала вокруг них бродил, но потом ноги устали, и он запрыгнул на телегу, на тюки с льняной тканью. Мягко, удобно и видно хорошо.
Однако через некоторое время его в сон стало клонить. Илья спрыгнул с телеги и снова обошел обоз. Без лошадей телеги были составлены борт к борту и много места не занимали – ведь постоялый двор невелик.
Часам к четырем утра веки слипаться стали, и Илья начал взбадривать себя то ходьбой, то пробежкой. Дотянул до того момента, когда солнце встало и обозники зашевелились. Тут уж и самому вздремнуть не грех.
С чувством выполненного долга он провалился в глубокий сон, когда одну телегу обозники выводить стали – на торг. Нифонт в первую очередь бочонки с воском продавать собрался. Илья в торговые дела купца не лез, его дело – следить, чтобы не пропала ни одна из подвод, да и завтракал он фактически после полудня.
Ездовые во дворе в кости играли. Мужики вроде здоровые, семейные, а игра примитивная, детская.
После обеда, который по времени можно было назвать ужином, Илья улегся спать – ведь ночью ему предстояло снова подводы стеречь.
Когда нарушается правильный биоритм, это плохо, ночью спать надо, а не бодрствовать. После бессонной ночи Илья целый день сам не свой был: голова тяжелая, сон вялый. А ведь впереди – снова бессонная ночь. Илья для себя загодя на подводе с тканями удобное ложе из рулонов соорудил – и лежать сподручно, и видеть хорошо.
Постепенно постоялый двор угомонился, все стихло. Погасли свечи и лучины в оконцах, и лишь изредка в соседних переулках собаки перебрехивались лениво.
Илья возлежал на телеге, положив щит и шлем рядом, когда после полуночи с крыши конюшни раздался шорох.
Илья насторожился. Он бы и внимания не обратил, но лошади в стойлах забеспокоились и стали копытами переступать, хотя до этого вели себя спокойно. Слух у лошади хороший, превосходит человеческий.
