Илья ополоснулся для начала, потом полил на себя щелоком и стал яростно тереть кожу мочалкой. Натеревшись, облился из ушата теплой водой – она стекала с него грязными ручьями. Зато кожа задышала, а пальцем проведешь – так и скрипит.
Но Илья снова повторил все, поскольку за время похода с волхвом помыться не удалось ни разу – если только не считать мытьем сидение в реке, в камышовой заводи.
Когда почувствовал себя чистым, предложил Марье:
– Теперь в парную?
– Нельзя мне, а ты иди.
– Почему нельзя?
– Тяжелая я.
Илья не понял:
– Какая? Объясни, я что-то не соображу.
– Ну как ты не понимаешь, ребеночек у нас будет. – Марья покраснела.
Илья же оторопел. Так Марья беременна? А животика не видно, наверное, срок еще маленький.
– Что же ты молчишь или не рад?
– Прости, как-то неожиданно.
Впрочем, что тут невероятного? Мужчина и женщина любят друг друга, спят вместе – вполне ожидаемо.
Илья вскочил, обнял Марью:
– Сына родишь?
– Как боги дадут. Не нам решать.
В предбаннике, пока остывали после бани, попили квасу. Хорошо-то как!
Потом Илья снова отправился на кухню. Каши пшенной с маслицем поел да с краюхой свежего хлеба, сытом запил. Почувствовал, что глаза слипаться стали, – устал. Хоть и спал в лесу, но вполглаза, вполуха. Зверь лесной дикий напасть может, а хуже того – дружинники. Все время в напряжении был, а в избе, рядом с Марьей отмяк, отпустило, вот усталость и навалилась. Как в поход с волхвом пошел, так до возвращения к Марье как натянутая струна все время был.
Спал без сновидений, но даже во сне чувствовал – в безопасности он, и жена рядом.
Пробудился около полудня. Марья рядом сидела, на него смотрела, а увидев, что Илья проснулся, спросила:
– Ты чего во сне улыбался?
– Тебя увидел.
– Да ну тебя! – поднявшись, Марья ушла на кухню.
А Илья в самом деле видел во сне жену. Вроде идут они по цветущему лугу и за руки держатся. Лето, жарко, солнце ярко светит. Только вдруг тучка набежала, солнышко скрылось. Хотел он Марью спросить – что бы это значило, да ушла она, на кухне чугунками громыхает.
Илья сладко потянулся, повалялся еще немного. Пора вставать. Не зря говорят – утро вечера мудренее. Пока хозяйка не вернулась, надо с Марьей обсудить последующие шаги. Хоть и наметил он перебраться в Псков, избу купить, а все ж с женой это обсудить надо. Глядишь – подскажет еще вариант. Женщины – они не столько головой решают, сколько сердцем и интуицией.
Умывшись, он уселся за стол.
Поели не спеша, а когда Марья принялась посуду со стола убирать, Илья взял ее за руку:
– Присядь. Нам с тобой надо обсудить, как жить дальше. Волхва, я думаю, уже в живых нет. В Ярославле я никому ничего не должен. Однако Вышата-воевода враг мне лютый, и в городе нам с тобой оставаться нельзя.
– Снова уходить будем? Своим бы гнездышком уж обзавестись…
– Так и я о том же! Хочу нанять подводу, в Псков перебраться. Люди там свободно живут. Избу купим, я работу найду. На первое время деньги есть.
– Даже не верится. То в Суздале, то в Ладоге, ноне вот в Ярославле… Как перекати-поле, носит нас.
– Все, последний переезд. Ты собирай потихоньку пожитки. Как придет хозяйка, найду подводу, да и тронемся в путь.
– Дорого подводу-то…
– Ты же ребенка ждешь. Идти далеко, да и ехать тряско. Здоровье дороже денег.
Но хозяйка не явилась – ни сегодня, ни завтра. Видно, хорошо родня привечала. Только четвертого дня утром и появилась.
Илья поздоровался с нею, сразу собрался и на торг пошел. Угол там был, где возчики и амбалы кучковались.
В далекую поездку желающих немного нашлось, но Илья цену хорошую давал, и охочий человек нашелся. Сразу к избе поехали, чего время тянуть?
Марья засуетилась:
– Ох, не все собрала!
– Да чего там собирать-то? А как забудешь чего – на новом месте купим.
Илья попросил дать ему одежду похуже. У хозяйки нашлась старенькая, штопаная рубаха, на голову колпак натянул поглубже, лицо скрывая. Несколько узлов – все скромные пожитки – на телегу погрузил. Ножны меча заранее тряпьем обмотал и сбоку телеги положил, чтобы оружие под рукой было.
Пока Марья с хозяйкой прощалась, всплакнув, он задаток возчику дал, чтобы тот не сомневался в его платежеспособности.
Илья помог Марье на телегу сесть, в середину – там трясет меньше, и сам запрыгнул.
Ездовой щелкнул кнутом, и сытая, лоснящаяся, ухоженная лошадка бодро потянула повозку.
Илья с грустью смотрел на город. Он и здесь бы остался, кабы не Вышата. Но не ужиться им в одном городе, кто-то один уйти должен. Илье со всей княжеской дружиной не справиться, и поэтому исчезнуть из города должен он.
Но судьба или злой рок распорядились иначе – Илью с Вышатой как будто притягивало что-то друг к другу.
Дружина Вышаты приближалась к городу, позади верховых неспешно тянулся обоз. Задержись Вышата на четверть часа или приди хозяйка раньше – разминулись бы они и не встретились бы никогда.
Завидев недалече город, воевода съехал с дороги и остановился. Что там говорил ему волхв? Не суждено, мол, тебе, воевода, въехать в город, мертвым тебя внесут? Враки, поди, настроение Борг хотел испортить воеводе перед смертью. Но слова волхва намертво впечатались в мозг воеводы, и, честно говоря, он побаивался. И чем ближе был город, тем сильнее овладевало им волнение. Дружине Вышата старался плохое настроение не показывать, лицо хмурил и, как и всегда, покрикивал. Но сам чувствовал – неладно что-то, трясется все у него внутри, как студень. Слова – что они? Сотрясение воздуха, а как подействовали!
Не одну сечу воевода прошел, рядовым гридем был, десятником, сотником. Последние годы – воеводой княжеским. Но никогда раньше он не волновался так, как сейчас, и никогда его сердце не билось так неровно, как в эти минуты.
Пересилив себя, Вышата догнал дружину – не глотать же ему пыль из-под копыт коней его дружинников, и впереди поехал, подбоченясь. Пусть встречные, да и горожане видят – победитель язычников едет!
Когда подвода с Ильей подъехала к городским воротам, Марья сказала:
– Мне бы лучше вперед одной пойти.
– Это зачем?
– Вдруг тебя ищут? Я знак подам – платок поправлю. Подвода проедет, и я сяду. А ты найдешь способ выбраться.
– Верно.
Илья помог Марье слезть с подводы – прыгать в ее положении не стоило.
У городских ворот толчея, очередь из подвод. Те из селян, кто расторговаться успел, из города выезжали, а навстречу им старались въехать с товаром те, кто далеко жил. Ехать им было далеко, потому и задержались.
