Какое-то время в гостиной царило молчание.
Гости размышляли, допивали чай, поглядывая друг на друга, но своего отношения к сказанному выражать не спешили.
Первым заговорил Парамонов. Он отпустил усы и бороду и теперь был похож на сельского агронома, хотя в настоящее время, по последним данным, преподавал в Московском госуниверситете мировую мифологию.
– Я бы начал с медицины. Власть на словах страшно печётся о здоровье людей, строит гигантские перинатальные центры в крупных городах, а в результате сокращения малых больниц и роддомов на селе младенческая смертность выросла втрое!
– Вечные болевые точки России, – пробормотал осанистый, абсолютно безволосый Медведев.
– Дураки и дороги, что ли? – хмыкнул Синельников – глыба мышц и ощутимой силы.
– Медицина, образование, культура.
– В первую очередь – глобальная коррупция.
– Вообще-то я начал бы с Купола, – заметил Самандар. – В первую очередь обезглавить надо его.
– На место маршала тут же высунется такая же нелюдь, – проворчал Синельников.
– А это уже забота президента – быстро заменять убранных чиновников своими людьми.
– Начинать можно с чего угодно, – заговорил Василий Никифорович. – В России не разрушена только чиновничья структура, остальное – обнять и плакать. Однако прежде необходимо разработать концепцию деятельности «Стопкрима» и создать рекрутерское агентство. Чтобы очистить страну, нужна не горстка людей, а система.
– Я уже пишу концепцию, – сказал Вахид Тожиевич небрежно, – ищите соратников. Наша база – инструктора армейского спецназа, бывшие «чистильщики» и сотрудники спецслужб.
– Экстрасенсы, – добавил Медведев.
– Если только из числа проверенных, а не те, что светятся в телепрограммах.
– Я бы связался с Хранителями Круга, – сказал молчавший до сих пор Веня Соколов, бывший командир оперативно-розыскной бригады. Он исхудал, по слухам – долго болел, лечился на Алтае и в Тыве у шаманов, победил рак и выглядел соответственно – как после длительной голодовки. Но в глазах спецназовца горел упрямый огонь незыблемости духа, подтверждавший его собственный политический тезис: кто не дерётся за жизнь до конца – тот уже умер, хотя ещё и не знает об этом.
– Старый Матфей нам недоступен, – сказал Самандар. – Где он, никто не знает. Варсонофий сейчас на Камчатке, Болгоош на Алтае, на Чемале, но разговаривать не хочет. Тюменский патриарх Охтя болен, да и стар он как вселенная. Из моих контактов остался только Кристопулос, он сейчас не то в Армении, не то в Греции, и всё. Если кто-нибудь знает выходы на других Хранителей, пусть подключается. Они бы нам могли помочь.
– Не верю, они всегда отказывались, – буркнул Медведев.
– Времена изменились, они тоже поставлены на грань выживания, – сказал Василий Никифорович. – Надо попытаться объяснить им ситуацию. Наша реальность окончательно превратилась в мир насилия, возведенного в базу развития человеческой цивилизации. Это абсолютный эволюционный тупик! Необходимо иное изменение – в душах людей, чтобы заработали божественные Законы, а не те, какие всучил нам Монарх Тьмы.
– Красиво говоришь, Мастер! – восхитился Самандар.
Василий Никифорович сдвинул брови.
– Я не прав?
– Прав, конечно, хотя я мог бы многое добавить. Самая главная ошибка Конкере – что он оставил человечеству те же принципы агрессивной конкуренции, по которым жили инсекты. Кто может откорректировать эти принципы – нет конкуренции – нет прогресса, бред сивой кобылы! – я не знаю. Но делать что-то надо.
– Обратиться за помощью к инфарху, – сказал Медведев.
Василий Никифорович качнул головой.
– Обращаясь за помощью к инфарху, а по сути – к Богу, мы просим помощи у самих себя, закрывая тем самым пути к самореализации и сохранению Рода.
– Но без него мы не справимся.
– С такими мыслями, друг мой, лучше в драку не ввязываться, – усмехнулся Парамонов. – Раньше ты был решительней, Гена.
Медведев пожевал губами, но спорить не стал, уперся взглядом в пол.
– Раньше мы все были решительней, – вздохнул Синельников.
– Если бы у меня был контакт с инфархом, – сказал Самандар сожалеюще, – я бы им непременно воспользовался.
Василий Никифорович вспомнил признание сына о знакомстве с девушкой по имени Дива. Жизнь преподносила и не такие совпадения, но вполне могло случиться, что юрист из Генпрокуратуры и в самом деле являлась дочерью Матвея Соболева. В этом случае у собравшихся появлялся реальный шанс связаться с ним и предложить совместное служение «чистилищу», роль которого возрастала всё больше. Однако вслух о своих надеждах Котов говорить не стал.
– Нам нужно поднять все старые связи, нужны профессионалы, нужны «чистильщики», работавшие с нами два десятка лет назад, и нужны молодые ребята, не испорченные властью, жаждущие исправить нынешнее положение дел. И очень нужны головы, способные вносить новые идеи и решать сложные задачи. Если у кого-то есть сомнения в необходимости воскрешения СК – высказывайте их сейчас. Если таковых нет – начинаем работать.
Никто не пошевелился. Каждый из этих людей уже решил для себя, будет он в команде или нет.
Самандар вытащил из сумочки на тумбочке блок белых и чёрных карточек, ловко раскинул их по столу, как карточный шулер.
– Остались в запасе. Можем, конечно, изменить символику и изготовить новые, но и эти хороши.
Василий Никифорович взял в руки визитки «Стопкрима»: на обеих был вытиснен золотой кинжальчик, рукоятью которого служил вензель из двух букв – С и К. Белый они в своё время вручали как предупреждение проштрафившимся чиновникам, чёрная визитка служила своеобразной «чёрной меткой» и оставлялась после приведения приговора в силу.
Остальные комиссары тоже взяли по визитке.
– Запасливый ты мужик, Тожиевич, – пробормотал Медведев. – А не хохол вроде.
По гостиной прошелестели смешки.
– Не только хохлы бывают запасливыми мужиками, – усмехнулся Самандар. – По духу я русский человек. Как говорил один хороший писатель: Россия сотворила меня, как Господь Бог – Адама, из капель росы, из песчинок, из лучей света и цветочной пыльцы. Я знаю, что не Бог создавал людей, но Россия для меня – это и сверкающие январские звёзды, и дивные ослепительные снега от горизонта до горизонта, и ветреные дубравы, и лесные цветы и, главное, язык, на котором я говорю и думаю
[6]
.
Медведев косо глянул на Котова, ему стало неловко за свою реплику, и Василий Никифорович сказал мягко:
– Да ты поэт, Вахид.
Самандар в упор посмотрел на него.
– Прости, я сегодня больше философ, чем обычно. А для тебя что такое Россия?
